Женя Гранжи - Нефор

В щёлке почтового ящика что-то белело и напоминало письмо. Гарик открыл дверцу и вынул абсолютно чистый конверт. Он поднялся в квартиру и вскрыл его. Внутри оказалась фотография. С неё на Гарика щерилось лысое бордовое лицо с изломанной переносицей. На оборотной стороне коротко значилось: «Ул. Южная, 12-10. Тел. 2-16-35».

С 1993-го года в Градске каждый июль проводился фестиваль молодёжной культуры «Альтернативная Коммуникация». Едва зародившись, он мгновенно превратился в священный культ, событие, к которому вся продвинутая молодёжь начинала готовиться за одиннадцать месяцев, едва отойдя от предыдущего фестиваля.

Городская администрация поддерживала инициативы, исходящие от молодого населения и даже выделяла деньги на поддержку субкультурных течений. Продержалась эта власть, разумеется, недолго. На выделенные деньги арендовался единственный городской стадион, выкупленный у города первыми коммерсантами девяностых, и свето-звуковая аппаратура, доставляемая в Градск силами местных влиятельных тусовщиков и продвинутых предпринимателей вроде Зи-Зи-Топа.

Главное молодёжное событие года не ограничивалось рок-фестивалем.

В день проведения «Альтернативки» Градск разрисовывался уличными художниками, разноцветными потоками вливавшимися в город со всей области. На них болтались широкие штаны и рюкзаки, набитые баллончиками с краской.

На площадях прыгали скейтеры, в каждом сквере от кроссовок отскакивали вязаные, набитые сушёным горохом, мячики. Особое внимание концентрировали на себе десятки трюкачей с горными велосипедами, выделывавшие акробатические номера. Они гордо именовались маунтинбайкерами и подчёркнуто ощущали себя представителями высшей касты. Маунтинбайкеры пружинили на городских площадях с рассвета и испарялись к вечеру в неизвестном направлении, когда неформальная толпа со всех концов Градска стягивалась к стадиону в ожидании главного действа.

В этом году председателем жюри впервые согласился выступить Наумов. Он получал это предложение ежегодно, но только в этот раз ответил согласием. Причём, проявил плохообъяснимый энтузиазм. Едва вернувшись из Петербурга, где 23-го июня прошёл революционный рок-фестиваль, Наумов набрал номер главного организатора «Альтернативки» Миши Птицына и просто поставил его перед фактом: «Председательствовать буду я». Авторитет первого рок-н-ролльщика города, возглавляющего жюри, автоматически добавлял фестивалю вес значимости, и Птицын на радостях, едва повесив трубку, учредил «Приз Легенды», который должен был вручать Наумов, исходя из сугубо личных предпочтений.

Призы, дипломы и прочие поощрения, как и другие награды в области искусства, разумеется, не имели ни малейшего веса по факту, хотя давали группам-участникам возможность более или менее обоснованно называть себя профессиональными коллективами. Во внутритусовочных разговорах спорность таких утверждений опускалась естественным образом – из любви к музыке и тем, кто эту музыку творит.

Вообще, в силу удалённости от столиц российской рок-культуры – Петербурга, Екатеринбурга, Новосибирска и Москвы – каждая мелочь, хоть как-нибудь связывающая провинциального неформала со столичным культурным полем, в своём периферийном кругу вырастала до размеров жизненно важных достижений, и даже успеха. Поскольку запись собственных альбомов активно снилась провинциалам в эротических снах, а число барабанных установок во всём городе не превышало количества пальцев одной ельцинской руки, музыкантам плохо удавалось создавать и поддерживать вокруг своих коллективов вожделенный статус небожителей с гитарами.

Если фигуру полумифического Летова массовое сознание вываривало в сотнях загадок и легенд, то местные музыканты и тусовщики ежедневно алкоголировали вместе, запивая «Столичную» «троечкой». В такой атмосфере рок-герои чахли и впадали в многолетнюю депрессию от понимания того, что, говоря о них, никто и никогда не скажет: «А правда, что он в психушке несколько лет провёл?» или «Вы прикиньте, говорят, у него одной руки нет, и он играет культёй с одним когтем».

В 1995-м об одной из групп Градска под названием «Squaw’ш» вышла статья. Автором её, разумеется, был Гарик – единственный журналист, пишущий на эту тему в единственном периодическом издании города. В статье рассказывалось о том, как известная семистам горожанам местная группа съездила в столицу российской рок-музыки – Санкт-Петербург – с целью самопродвижения. Недельная затяжная пьянка на берегах Невы со страниц провинциальной газеты представлялась выходом в Большой Свет, причём на другой планете.

Петербург вообще существовал в неформальских умах в виде Мекки, где необходимо побывать хотя бы раз в жизни, дабы прикоснуться к священному духу рок-н-ролла. А приобщившись, посредством алкогольного возлияния у могилы Цоя, торжественно вернуться в Градск, и с этого момента – до гробовой доски – каждое третье предложение начинать словами «а вот в Питере».

Статья Гарика вращалась вокруг центрального события: встречи музыкантов «Squaw’ш» с Борисом Гребенщиковым. Правоверные паломники, превозмогая голод и сон, проделали путь в половину экватора и удостоились аудиенции оракула, медитирующего в пустыне и держащего наготове рецепт немедленного вознесения к совершенству и всесоюзному признанию. Описывая в таком ключе петербургский трип «сквошеров», Гарик, будучи рядовым градским неформалом, не знал, что на деле четверо поддатых гранжеров, гуляя по Невскому проспекту, случайно встретили Бориса Борисовича и пожали ему его легендарную руку, благоговейно засвидетельствовав ему, улыбающемуся, своё искреннейшее почтение. И всё. После этого за группой на долгие годы закрепился железный статус «парней, которые виделись с БГ», остальное – малозначимые подробности. Каждый рисует себя как может.

Быть культом, облепленным мифами и домыслами, неизменно хочется каждому обладателю диагноза «рок-н-ролл головного мозга». Этот закон работает во все времена и при любой погоде, как и всякий закон, чьи ноги растут из семи смертных грехов. Плох, как говорится, солдат, не мечтающий стать генералом. Каждому молодому музыканту Градска хотелось быть Наумовым; Наумов мечтал быть Цоем; Цой вряд ли отказался бы от статуса Кобейна; а Кобейн вышиб себе мозги из крупнокалиберного ствола, тотчас слившись с Создателем.

Питающееся дорогими MTV-шными клипами, журнальными постерами и надписями на стенах, тщеславие рок-борца рано или поздно накидывает петлю на его тонкую шею, и воин уходит – либо из музыки, либо из жизни. Девяностые возвещали, что без тщеславия и честолюбия в шоу-бизнесе делать нечего. Даже если это уровень пригородного ДК, а весь твой фан-клуб умещается с тобой после сейшна за одним столиком метр на метр.