Мелф - Концерт для Крысолова

Пауль Гольдберг, освобожденный из лагеря Маутхаузен, прочитал в газетах то, что утвердило его в давешнем недоверии к Бальдуру фон Шираху: одобрение антисемитизма и расовой политики, депортация евреев из Вены.

Пауль так радовался, когда они с мамой уехали тогда из Вены… но радовался зря. Их выловили в Гмундене и тычками прикладов вбили в суетящуюся орущую толпу, погнали до вокзала, затолкали в вагоны. И вот тогда шестнадцатилетний Пауль сошел с ума.

Он воспринял все это, как пакость, которой он ожидал от Бальдура фон Шираха. Эта тварь врала им, утверждая, что вне Вены безопаснее. Пауль не подумал о том, что евреям теперь опасно — везде. Он думал только о том, что, останься они в Вене, этого бы не случилось… возможно. Он считал, что их с мамой, как зверей, просто загнали в ловушку. Правильно, правильно я не хотел ему верить…

Пауль замкнулся в молчании — да все равно никто, кроме мамы, не стал бы говорить с ним в этом вагоне. На Пауле была форма Гитлерюгенд — коричневая рубашка, галстук, куртка. Сейчас он содрал бы ее с себя и сжег — но голым ходить как-то не принято, а вещи всем, кто садился в вагоны, велено было оставить на вокзале.

На станции, названия которой Пауль не видел из своего угла, женщин отделили от мужчин, вызвав их из вагонов. Больше Пауль никогда не видел своей матери.

Пауль развеселил эсэсовцев своими коричневыми лохмотьями.

Сиди свои двадцать лет, думал Пауль, потом я найду тебя. У него до сих пор болели переломанные в лагере ребра — и до сих пор кипела в нем ненависть… Кровью умою, сволочь, пожалеешь о том, что не повесили в Нюрнберге… Двадцать лет? Я проживу двадцать лет ради этого.

Он сдержал обещание — не до конца, но сдержал. Но это уже совсем другая история…

Отто выполнил последний приказ Бальдура — жить.

Кардинал Инницер негромко позвал: «Фриц!»

Фридрих Шлотц вошел, негромко шелестя рясой.

— Мы не зря молились за него.

— Да.

— И будем молиться далее.

— Да, отец мой.

Рональд Гольдберг вынул из футляра свою скрипку и заиграл. И радостно усмехнулся, когда Хорст Зауэр пригласил на танец Марию Гольдберг. А старый Берштейн, выпрямившись, церемонно подошел к Гели Раубаль. Нора Кац улыбалась, и улыбался маленький Лотар Вилльерс.

Не было здесь полутемно, не было и шумно, и Рональду стало смешно: всегда мечтал, хоть и себе не признавался, стать оркестрантом для избранного общества. Домечтался — вот же оно… вон они какие все нарядные — в белом… Старенькая юбка Марии теперь почему-то белая… и оттого нарядная. А с формы Хорста Зауэра, которая тоже стала белой, исчезли руны «зиг»…

Пуци — Putzi («Пацанчик») — семейное прозвище Эрнста Ханфштенгля, прилипшее на всю жизнь.

SA — Штурмовые отряды, Sturmabteilungen, военизированные формирования НСДАП, их формирование начато 3.8.1921 на базе некоторых подразделений «Добровольческого корпуса». В период расцвета под руководством Э.Рема SA стали напоминать легальные бандформирования.

Россбах, Герхард — офицер, руководитель военизированного подразделения «Добровольческий корпус».

«Кнаппеншафт» — приблизительный перевод «Содружество оруженосцев» — добровольческая молодежная организация национал-социалистического толка, действительно существовавшая в Веймаре. И Ширах действительно стал ее членом в 12-летнем возрасте.

Гессик — собственно, Hesserl, Гитлер действительно называл Гесса так, переживая по поводу его затянувшегося заключения в Ландсберге.

Отто — читатели уже знакомы с этим персонажем, адъютантом Шираха из «Б.м.в.» Могу поклясться, что в момент написания «Б.м.в.» я придумал Отто потому, что считал, что должен же быть у Шираха адъютант. Несколько позже, когда я ознакомился с историческими фактами, стало ясно, что Отто не просто «имел место быть» в жизни Шираха, но и является некой составной фигурой из его реально существовавших адъютантов! Самый «явный» из прототипов Отто — Фриц Висхофер. Я не заменил Отто Фрицем только потому, что Бальдур и Отто, по сюжету, состоят в любовных отношениях, а я уже понял, что к истории столь НЕДАВНЕЙ нужно прикасаться БЕРЕЖНО. И до сих пор думаю о том, что было бы, прочти «Бога моей весны» ныне здравствующий Клаус Бальдурович фон Ширах. Юрист по профессии.

Гебитсфюреры — руководители областных подразделений организации Гитлерюгенд, в принципе, аналогом было бы «гауфюреры».

«ага, а Хаусхофер, по-твоему, кто, китаец, что ли?» — на самом деле геополитик Карл Хаусхофер, чьи идеи оказали значительное влияние на «Майн Кампф», евреем не был, но был женат на еврейке.

Сам-то он по-английски владеет разве что нобходимым минимумом… — Пуци очевидно преувеличивает лингвистическую бездарность Гитлера, но, можно предполагать, ненамного.

Право дарить жизнь, которое принадлежит только Адонаи — если б Ширах разбирался в иудаизме получше — скажем, как Вы, мой дорогой читатель — он по одной этой фразе понял бы, что Пуци — весьма неправоверный еврей, ибо те Имя Господне не произносят вообще.

как у ангела Вероккьо, проигравшего ангелу Леонардо. — имеется в виду первая работа Леонардо — ангел на картине Вероккьо «Крещение Христа». Работа примечательна тем, что ангел да Винчи — тогдашнего ученика Андреа Вероккьо — заинтересованно наблюдает за обрядом крещения, меж тем как ангел мастера совершенно отрешен от происходящего.

Плохой поступок — это случилось в школе Адольфа Гитлера в Плене. Кажется, это был не единичный случай.

— Я! Сказал! Не сметь! Участвовать! В этом! Вандализме!!! — не сочтите за выдумку, обеляющую образ Шираха. Этот запрет — реальный исторический факт.

— Э, Рейни. Друг… Не путай… — На самом деле уменьшительным от имени «Райнхард» по-немецки должно быть «Райни». Ширах называет Гейдриха «Рейни» в шутку, производя это словечко от английского «дождь».

«Земную жизнь пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу…» — первый катрен «Божественной комедии» Данте.

как один — со знакомым лицом — начинает давиться и прятать глаза, сдерживая рыдания, второй — кажется, он имеет отношение к Рейхсбанку, а может, и нет — откровенно плачет, сморкаясь в платок- Ганс Фриче и Вальтер Функ.

Ширах напряженно уставился на экран. — реакция Шираха на упомянутый фильм приводится со слов непосредственного наблюдателя психолога Г. Гилберта.

А дальше он видит тюремную камеру, метра четыре на три. — Имеется в виду камера Нюрнберга, а не Шпандау.