Ирвин Уэлш - Кошмары Аиста Марабу

– Ну и смех, – осклабился Тони.

– Не говори, – огрызнулся я.

Комната заполнилась хохотом, визгливый голос Ким с усилием перекрывал остальные.

В голове у меня застучало, пульс участился. Сильный запах пищи ударил в нос. Да я же Рой Стрэнг, мать вашу. Я, бля… Глубоко вздохнув, я привел себя в порядок.

– Он покраснел как свекла. Как свекла, знаешь-понимаешь, – смеялся старик, тыкая вилкой в пространство.

– Ты женишься следом за Тони, Рой – сказала Ким в своей пошлой, гнусавой манере, – я-то еще замуж не собираюсь, это точно…

Ее тошнотворный комментарий привел к желаемому результату – разговор зашел о ее личной жизни. Наверное, мне стоило поблагодарить Ким. Я решил не вспоминать больше о Кобыле. Я проявил слабость и серьезно нарушил, хоть и не преднамеренно, одно из основных правил: ничего никому ни о чем не болтать.

Когда у них родился малыш, Тони стал проводить у нас еще больше времени, чем раньше. На воскресный ужин он почему-то стал приходить один. Наверное, Ханна с ребенком отправлялась к своим родителям. Не думаю, чтобы Тони нравилась ее семья, но у меня так и не хватило куража спросить, что он думает о Кобыле. Об этом не могло быть и речи. Он ее трахнул, в этом я не сомневался, или уж во всяком случае попытался. Зная Тони, я не мог представить, чтобы он не предпринял попытки ее трахнуть, равно как сложно предположить, что Кобыла ему не дала.

Тони сидел в кресле, изредка отрывая взгляд от телевизора, Бернард шепелявил свои поэмы. Он посмотрел и сказал насмешливо, открывая банку пива:

– Поэзия-шмоэзия. – Тони просматривал репортаж о матче «Данди Юнайтед» – «Джонстоун» по каналу «Скотспорт». Комментатор утверждал, что в игре было мало интересных моментов.

– Что ты понимаешь, сынок, – зажеманничал Бернард.

– Я понимаю, чего твоим стихам не хватает…– улыбнулся Тони.

– Так ты теперь мировой спец по поэзии, верно, Тони? Скажи, пожалуйста, откуда у тебя такие познания? Ты разбираешься во всем на свете. Перед нами – просвещенная личность, человек эпохи Возрождения. Он равно хорошо играет как в дартс, так и в пул au fait, – не без иронии шипел Бернард, и тут я услышал, как в замке повернулся ключ. Джон вернулся из пивнухи раньше обычного.

– Я разбираюсь, что дерьмо, а что нет. Твои стихи дерьмом не назовешь – это правда. Их можно было бы назвать дерьмовыми, если б они были в два раза лучше.

Вошел Джон, сел и стал хлопать себя по ляжкам.

– Тут-то он тебя и поймал, знаешь-понимаешь. Ха-ха-ха. На словах нашего Тони не объегоришь, так-то вот.

– Я не хочу быть втянутым в словесную, перепалку с недоумками, – надменно произнес Бернард, обалдев от чувства собственного превосходства. Я подумал, что ему нравится это представление, и почувствовал приступ восхищения, однако быстро подавил его, напомнив себе, что есть Бернард, а именно – больное животное.

– Здрасьте! – заорал Джон. – Ты кого это недоумками называешь? Я тебя спрашиваю! ЛУЧШЕ НАЙДИ СЕБЕ НОРМАЛЬНУЮ РАБОТУ ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБЫ КОРЯБАТЬ ЭТУ ПИДОРСКУЮ ГАЛИМАТЬЮ, КОТОРАЯ НА ХУЙ НИКОМУ НЕ НУЖНА!

Громко хлопнула входная дверь.

– Джон! Тони! – застонала Вет. – Что вы на него все время набрасываетесь? Отвяжитесь вы от него. Во всяком случае своими стихами он никому не приносит вреда.

Не то что некоторые, не буду называть кто, – и она посмотрела на меня, недовольно надув губы.

– И как это прикажите понимать? – спросил я.

– Сам знаешь. Проклятые кэжуалсы! Они доведут тебя до тюрьмы. А ведь у тебя есть работа – компьютеры – машины будущего.

– Ты права, Вет! Это точно! – затявкал Джон. – Грёбаные кэжуалсы! Получил такое место, а водишься с гребаными уродами. Правильно мать говорит, компьютеры – дело будущего. Тебе надо собраться с мыслями, сынок, да-да, собраться с мыслями, знаешь-понимаешь.

Я бросил на него холодный взгляд.

– Знаешь, чем я занимался на работе последние полгода? Я установил программу, которая автоматически вызывает файлы, когда служащий достигает пенсионного возраста: мужчины в шестьдесят пять, женщины в шестьдесят лет. Работы на неделю. Последние шесть месяцев я пытаюсь научить пустоголовых мудил работать с этой простейшей программой. Это примерно как сходить в туалет, посрать, не забыв при этом сначала снять штаны, а потом подтереть задницу.

Благоговение, которое испытывают люди к компьютерам, ни хера в них не понимая, вызывает во мне отвращение. Так или иначе, работа стала для меня убежищем, там я мог на время забыть о семье и о кэжуалсах, которые уже стали моей второй семьей, и все такое. Я мог установить что угодно. Это было круто, у меня все легко получалось. Я устанавливал программу, а какой-нибудь холеный кекс, получавший в три раза больше, присваивал себе все заслуги; но меня это не задевало. А вот обучать пустоголовых дебилов работать в системе – не для меня, я прямо из штанов выпрыгивал.

– Но все ж-таки это работа! И за нее хорошо платят! И не говори, что ты не откладываешь в кубышку, на черный день.

– Что ты, Джон. Так нечестно. Парень сам зарабатывает, сам распоряжается деньгами.

В этом вопросе он нетвердо стоял на ногах – старый пень постоянно выманивал у меня бабки на сигареты, на выпивку.

– Ну да, и то верно. А этот ублюдок Бернард – о чем тут говорить, пидор гребаный.

– Да просто стыд-позор, – сказал Тони.

– Это же неестественно, знаешь-понимаешь, ни хера неестественно! Вы же не станете говорить, что для мужчины естественно заниматься сексом с другим мужчиной? – Джон оглядел нас всех, и остановился на Вет.

– Естественно – неестественно, – возразил я, пожимая плечами, скорее чтобы поддержать маму, нежели защитить Бернарда, ради которого я бы и пальцем не пошевелил.

– Конечно, в нем нет моей крови, – сказал Джон.

Ах, ты, хитрая жопа! Элджин до сих пор в ИНТЕРНАТЕ ДЖОРДЖИ ВЕНТУРЫ ДЛЯ ДЕТЕЙ С ОТКЛОНЕНИЯМИ, я путаюсь с кэжуалсами, Ким уже несколько лет не может перейти в следующий класс и сейчас работает в булочной; прибавьте к этому нашу внешность посетителей комнаты кривых зеркал, и при этом у него еще хватает наглости считать себя едва ли не родоначальником высшей расы.

– От тебя такой же мог получиться.

– Это что еще такое? А? Я тебя спрашиваю? Что ты имеешь в виду?

– Папашу твоего сраного, вот кого я имею в виду! Это было его больное место. Его старика задвинули за связь с малолетними пацанятами. Никто не осмеливался говорить об этом.

– А что с моим папашей…

– Он тоже туда метил.

– МОЙ ОТЕЦ НИКУДА НЕ МЕТИЛ! МОЙ ОТЕЦ БЫЛ НЕ В СЕБЕ! – Он замахнулся на мать, а мы с Тони пытались удержать его. Я уж и позабыл, на что способен Джон, и он вырубил меня локтем в нос. Боль была непереносимой, слезы залили глаза. В одно мгновение он уложил Тони на пол и держал его за волосы, угрожая запинать его ногами.