Уильям Берроуз - Пространство мертвых дорог

Том тоже возбуждается. Его отросток гладок и розов, на нем совершенно отсутствуют набухшие вены. Теперь, когда он полностью встал, кончик его почти касается отчетливо очерченных мускулов красновато-коричневого живота. На головке члена, на самой верхушке, – выемка, словно Творец оставил на влажной глине отпечаток своего большого пальца. Застывшие в фотографической эмульсии, словно в мягком стекле, они оба неподвижны, если не обращать внимания на подрагивание набухшей плоти…

– Замри!.. ЩЕЛК!..

На целых долгах шесть секунд солнце неподвижно застывает в небе.

Побудка рано, чтобы успеть в Клир-Крик засветло…

– У меня встреча с другом в Клир-Крике, – говорит Ким… – Ты бывал там?

– Да. Там есть старый бордель и еще гостиница… Хорошая натура для особых работ.

– Там кто-нибудь живет?

– Несколько китайцев, работавших на строительстве железных дорог. Какой-то ветеран, решивший отойти от дел… парочка индейцев…

В шесть они добрались до Форт-Джонсона, в нескольких милях от города. Из открытых ворот выбежал койот, осклабив зубы в понимающей улыбке. Ким никогда не убивал ни волков, ни койотов. Ему было совершенно наплевать на то, сколько они могут погубить коров или овец.

Они осмотрели форт, и Том сделал несколько фотографий. Ворота нуждаются в починке, но если этого не считать…

– Я мог бы превратить это место в мой Аламут… – говорит Ким.

Том покачивает головой…

– Мы живем не в десятом веке, Ким… Деньги не любят пустоты… не пройдет и нескольких лет…

Они въезжают в Клир-Крик… ржавые рельсы заросли сорняками… водонапорная башня покосилась… возле станции старый китаец курит опиум…

– Они его прямо здесь растят, – объясняет Том. – Как имя твоего друга? Я немного говорю по-китайски…

– Спроси его, здесь ли Билли Чанг.

– Иссё нету. Сиколо плиехать.

Они сходят с повозки перед гостиницей. Том показывает на двухэтажное здание из красного кирпича на другой стороне улицы.

– Веселый дом Розы Панталон… 21

Хуанито спрыгивает с козел, изображая коридорного.

– Поднести вещички, ми-и-истер? Отъебать сестричку, ми-и-истер?

– Думаю, заночуем мы у Розы Пантапон… Крыша вроде не протекает… – говорит Том.

И действительно, довольно уютно. Они заселились. Рыба в реке. Несколько мексиканцев в гостинице. Тринадцать индейцев племени пима обитают в лавке. Хуанито – наполовину пима, наполовину – мексиканец, так что все они ему приходятся родственниками. Похоже, с припасами проблем не будет. Китайцы живут на станции сами по себе и ни к кому не лезут.

Ким сделает Форт-Джонсон и Клир-Крик базой для своих операций на ближайшие два года и оттуда будет совершать набеги вплоть до самой Мексики.

Посмотрите на эту фотографию из коллекции Тома: несколько индейцев и один белый, связанные между собой последовательностью действия, – конец рода. Как последние тасманийцы, патагонцы или волосатые айну, они не отбрасывают теней, потому что у них не будет потомков. Эта фотография – конец рода. Штамп сломался, штамповка прекращена.

Отчаянное осознание этой истины и заставляет их водружать грубо вырезанные из дерева и раскрашенные охрой фаллосы на могилах мужчин. Подписи стерлись. Все, что нам остается, – это фотография.

Обратите внимание на четвертого индейца слева в заднем ряду: на лице его застыло выражение паники. Это потому, что он узнал фотографа, Тома Дарка, который и снял это последнее фото, пометив его надписью «Совершенно секретно». Только ему было известно, в какой последовательности связаны фотографии между собой, а последовательность – это все.

Фотография сама по себе представляет всего лишь таинственный иероглиф, артефакт, лишенный контекста, придуманный для забытой цели или для цели, потерявшей с тех пор свое значение. И все же вот он, у нас перед глазами…

Пять странствующих голубей на ветвях дерева… ЩЕЛК! «Последний странствующий голубь».

БАБАХ! Птица падает на землю и бьет крыльями, перья уносит утренний ветерок.

Охотник оглядывается недовольно по сторонам, запихивая птицу в ягдташ. У него сегодня неудачный день. Он поворачивается лицом к камере.

ЩЕЛК! «Последний охотник на странствующего голубя».

У нас перед глазами… 6 августа 1945 года, Хиросима. На экране Оппенгеймер 22: «Мы стали Смертью, Разрушителем Миров».

– Доктор Оппенгеймер!

ЩЕЛК!

Холлу пришло в голову, что он является последним представителем рода Холлов, по крайней мере в том смысле, в котором это предполагается старомодными методами размножения.

– Ааааааааа! ЩЕЛК!

– Ооооооо!

ЩЕЛК!

Ким придумывает сюжеты для эротических снимков. Он ждет, что вот-вот появится кинематограф.

Оба они – победители Международного конкурса стриптизеров-любителей в нескольких штатах. В конкурсе также принимают участие модельеры, разрабатывающие специальные модели одежды – такие, чтобы их можно было снимать легко, быстро и элегантно. Они катаются по постели, издавая при этом высокие, пронзительные звуки, от которых начинают дрожать оконные стекла.

Затем парнишка засовывает жевательную резинку в рот и говорит:

– Нам с тобой пора серьезно поговорить о наших отношениях… – Он выдувает розовый пузырь, лопает его и спрашивает: – Кем ты не являешься?

Том пытается инсценировать различные эротические эпизоды из прошлого Кима…

– Ну, мы с моим Лисенком занимались сексуальной магией против старого судьи Фарриса… Он сказал, что я похож на овчарку, повадившуюся таскать овец, а его отвратительная женушка назвала меня ходячим мертвецом… Лисенком мог бы быть ты…

Декорацией для этой сцены стала комнатка в станом борделе с обтрепанной софой, обтянутой зеленым атласом, и ширмой с эротическим японским рисунком с летающими членами и стариком, ловящим их сачком для бабочек. Ким нашел рисунок не лишенным изящества.

Том выкрикивает голосом циркового зазывалы:

– Мы предпримем невозможное: будем фотографировать настоящее так, чтобы оно включало в себя прошлое и будущее. В невозможном и заключается задача искусства. Только задумайтесь о проблеме воссоздания прошлого. Сейчас мы инсценируем, как Ким Мастурбировал перед портретом судьи Фарриса.

Это типичный портрет: пожилой джентльмен со скверным нравом, пурпурными щеками, аккуратно подстриженными белыми усиками и налитыми кровью злыми голубыми глазами. Подходящая картинка, теперь надо прибить ее гвоздями к стене. Это подвал-мастерская в доме Кима, где он занимался магией; на полу красным мелком очерчен магический круг. Играем, камера! Двигайся, приятель! Ким скидывает красный халат и бросает его на зеленую атласную софу.

Он стоит голый перед портретом… (Одна камера снимает его в профиль, объектив другой просунут в дыру в стене прямо над портретом судьи.) Ким изгибает тело назад, встает на цыпочки, щелкает пальцами у себя над головой, чтобы вызвать Лисенка-оборотня; тело духа измазано красной краской, он появляется из-за японской ширмы. Ким оглядывается назад и стирает ногой часть окружности. Том проходит в образовавшуюся брешь, берет пальцами ног кусочек мела и снова замыкает магический круг.