Алексей Чапыгин - Разин Степан

— Я? Нет! Я, государевы люди, на солдат — унять бы картеж?

— Не мы начальники! У их маэр.

— Не трожь, парень! На то кабак, чтоб, значит…

— Драка заваритца.

— Сойдут подобру. Худче будет, как погонишь: кабацкое питье изольют, изобьют и целовальника…

Ярыга отошел. К целовальнику с вестями сунулся приказчик с волжских насад: длинный, перегнулся через стойку и, чтоб не замочить узкую, мочалкой, русую бороду, забрал ее в кулак.

— Тебе ба, царев слуга, Иван Петров сын, наладить малого, — кивнул на ярыгу, — к воеводе…

— Пошто, Клим Митрич?

— А вот — тут, за кабаком, на горе, поганой в справе стоит с двумя коньми, с поганым заедино казак, да у огня трое гольцов барана жарят… Народ, по всему, пришлой, воровской. Пожога бы, грабежа какого ради упреждение потребно… У гольцов же рубы худы, портки кропаны, обутки нет. Барана жарят! Не укупной баран, сквозит грабеж.

— По ряду сказываешь, да вишь мой муравельник: без слуги меня затамашат. Я же пуще головы берегу казну государеву! С кого, Клим Митрич, — с меня ведь сыщут пропойные деньги, пропажа — лишь отвернись… Людей у тебя немало, выбери, за мое спасибо, верного кого, да и к воеводе… а?

— Правду баю, Иван Петров сын, судовые казаки теи ж гольцы, народ с Волги — почесть все были в тюремных сидельцах до Волги-т!.. Шепни-кось — головы не сыщешь. Про воеводу — беда…

Подошедший солдат стукнул кулаком по выгнутой спине приказчика.

— Спрямься, жердь! Душа пенного ищет, а ты застишь…

Приказчик отскочил от стойки:

— Без причины хребет ломишь, разбойник! Ужо начальству доведу…

— Доводи. По доскам ходишь? Волга-т глубока, не мерил?

— Грозить? Утоплением грозить? Ужо вот целовальник в послухи, я тя укатаю… — Крича, махая валеной шляпой, приказчик выбежал из кабака.

— Ярыги, робяты-и, пихни вашего захребетника в Волгу-у! — крикнул солдат из дверей кабака, а в ответ с Волги послышался громовой голос:

— Вты-ы-кай челны, браты!

В кабаке стрельцы, схватив бердыши, кинулись на берег Волги.

— Разин!

— С пожогом ли, с грабежом?

— Гуляй, народ! У черного люда крест да вошь — и живот весь…

С Волги голос, какого не было окрест, прогремел:

— Не бежи, пропойной люд! Без худа в гости идем!

Целовальник перекрестился и бестолково засевался у стойки, бормоча под нос:

— Ой, матушка, казна государева, — быть мне биту кнутом. [113]Смерть моя, ой!

Ярыжка вбежал за стойку, приткнулся к бороде целовальника.

— К воеводе? В город?

— Подожди ты — уловят!

Солдаты спрятали игру, привалились к стойке, стуча кулаками.

— Пожжем бороду — или бочонок пенного ставь!

— Приехали гости — пить зачнем!

— К черту маэра!

За солдатами лезли бабы, пьяные, растрепанные, рваные, голые руки тянулись к солдатам.

— Не обходи чаркой! Нам питья, питья!

Золотился желтый атласный зипун, черный кафтан висел на одном плече. Разин вошел в кабак. Солдаты и бабы от стойки хлынули в сторону.

— Столы на середь кабака!

Столы мигом передвинули. Кабацкий ярыга обтер фартуком верх столов, приставил скамьи.

— На скамьях питухи, а мы — соколы!

Разин сел на стол. На другой, рядом, поставили бочонок с водкой и железные кружки.

— Гей, стрельцы! Пейте.

Стрельцы по очереди подходили, принимали из рук Разина кружку с водкой, пили и, кланяясь, отходили, уступая другим место. Когда выпили все, старший из стрельцов выступил вперед, поклонился:

— А вот мы, атаман-батько! Я за всех своих сказываю: надоела неволя боярам служить, воли занадобилось спытать… Хотим с тобой головы положить — бери нас! Мы твои. Служить зачнем, не кривя душой.

— Будете мне служить, то еще пейте. А солдаты? Или с нами бою хотят? Гей, солдаты!

— А нет, атаман! Зорю мы прогуляли, и ныне, если к полку придем, будут нам батоги…

— Так не пойму: воли вы иль батогов норовите?

— Воли хотим, атаман! С тобой идем! Стрельцы по тебе, и мы по ним…

— Добро — пейте и вы!

С Волги казаки привели троих парней, поставили к атаману.

— Куда ваш путь, браты?

— Куда глаза и ноги ведут… Шли искать работы — не сошли ее… Голодно, съели с себя все!

— А нынче?

— Нынче на наше счастье пало — ты пришел, возьми с собой: к пищали не свычны, в греби гожи.

— В греби сядете — пищали обучим. Ну, гуляй!

Пришел казак с берега Волги.

— Ты отколь слетел, куркуль?

— Сам ты куркуль — я с Дона, сокол! Мне к батьку.

— Вот он — батько!

— Ты отколь?

— От Ивана Серебрякова, атаман. С мирным мурзой все за тобой по берегам гоняли — лошадей умаяли, и оводно местом — беда!

— Ну?

— Погнал нас за тобой, батько, Иван Серебряков, наказать велел: «Донской-де голутьбы верховиков с тыщу под Царицын привел», да Мишка Волоцкой в верхних городках набрал столь же и больши охотников, ведет… Под Царицыном челны и струги захватили… В островах на Волге тебя ждут…

— Пей, не зря гонил! У меня нехмельному место узко.

Разин сам налил казаку кружку водки.

— Пей и гони с мурзой в обрат — упредишь нас, скажи Серебрякову: «Кто конной, пущай гонит берегом на Черной Яр, да ордынским с конями ходить днем не можно — ночью ладнее: озер много, овод, изрону в конях немало будет».

— Чую. Извещу по-твоему, батько, спасибо!

— Тебя как зовут?

— А Федько Шпынь!

— Ты завсегда в есаулах ходил с Васькой Усом?

— Тоже собирается к тебе!

Казак ушел.

Бабы, продираясь сквозь солдат, полезли к водке.

Атаман глянул на них через головы, сказал:

— Жонки в походе и нехмельные — навоз. Гоните этих, да чтоб ни одна из них в город до солнца не пошла!

— По слову справим, батько!

— А как дозор на дороге и в полях?

— Учинен… без отзыва никого…

Выступил один из стрельцов:

— А так что, батько, один из наших в город утек!

— Эге-ге! Когда?

— А так что, когда ты с Волги в челнах шел, он сидел на камени у кабака, а к берегу стал, ен и утек!

— Ну, я б его матку и бабу старую! Справится воевода — дадим бой… Нынь же пить, гулять — и за дело, по которое пришли.

— Какое укажешь!

— Поднять с кос кинутые струги, починить в ночь, оснастить, побрать муку с анбаров, рыбу, и в ход с песнями. А где приказчик?

— С насадов приказчик, батько, в Волге плавает. Как лишь ты в кабак сшел, ярыги того приказчика в петлю, да кончили и в воду… Лютой был с работной силой! Ярыги теи нынче у воды костры жгут, все к тебе ладят…

— Добро! Гуляйте, браты…

Разин иногда вскидывал глаза на целовальника, видел, как ярыжка сунулся к нему, и целовальник что-то сказал. Разин окинул кабак взглядом — ярыжки не было. Когда гнали баб, он исчез в суматохе.

— Гей, кабатчик! Пущай твой ярыга кружки сменит.

— Да где он? Не ведаю, вот те Христос.

— Христос у тебя в портках! Ты ярыгу угнал с поклепом?