Ярослав Голованов - Королев: факты и мифы

Работа в ОКБ шла невероятно высокими темпами. После выбора принципиальной схемы Р-7, ее требовалось разработать конструкторски. Итак, четыре блока первой ступени – «боковушки» – вокруг как бы главного центрального ствола первой и второй ступени. Как их соединить, чтобы они взлетали, объединив свои усилия? И как заставить их легко отделиться, когда они станут не нужны? Причем так отделиться, чтобы не ударить вторую ступень и не стукнуться между собой. Отвалиться должны все сразу, не сбив при этом ракету с курса. Как это сделать?

Туполев, на правах старого учителя приглашенный однажды Сергеем Павловичем в ОКБ, долго сидел на стуле перед лежащей «семеркой», разглядывал ее, слушая пояснения Королева, потом сказал:

– Все понимаю, но как эта штука будет у тебя разваливаться – не понимаю!

Почти ежедневно наведывался теперь Сергей Павлович к конструкторам. Ходил от кульмана к кульману. Иной раз подкрадывался так тихо, что увлеченный работой человек и не слышал. А он стоял за спиной и разглядывал чертеж. Конструктор случайно оборачивался – Главный! Он мог сказать тихо: «Работайте, работайте...» – и отойти. А мог, сев на стул, начать обсуждение, разбор чертежа, вокруг собирался народ, спорили – это ему ужасно нравилось. Он смеялся, шутил, задирал кого-то, но по-доброму, как старший среди равных, среди единомышленников, а он и в мыслях не мог допустить, что кто-то из этих ребят не его единомышленник. И был прав!

– Вот вы мне скажите, – спрашивал Королев одного из молодых конструкторов, – вы какую курочку больше любите: вареную или жареную?

– Жареную... – неуверенно отвечал парень, не понимая, куда клонит Главный.

– И я вижу, что жареную. У жареной ножку-то выворачиваешь, выворачиваешь, иной раз и ножиком никак не отрежешь, а у вареной чуть повернул и все! Твоя «боковушка» с таким замком – жареная. А вы мне сделайте вареную «боковушку»! Вот смотрите..., – он начинал рисовать, придерживая левой рукой листок на кульмане.

– Это красиво, Сергей Павлович. Только как вы ее отпихнете? Пружина какая-то нужна, – комментировал кто-то за его спиной.

Он быстро оборачивался:

– Зачем пружина? Вы думаете только о железках и забываете о том, что находится внутри этих железок. Что внутри «боковушек»?

– Ну, баки...

– Не «ну, баки», а баки под давлением! Всякое избыточное давление – это уже энергетический аккумулятор. Сделайте отверстие, и это избыточное давление отпихнет вашу боковушку...

– Тут что-то есть, – задумчиво тянул парень.

– Ну, спасибо! Значит, «есть», говоришь? Слава богу!

Все вокруг смеялись.

Поощрял:

– Наконец это похоже на нашу конструкцию, а не на паровозную! Это должно летать! Молодцы! Здорово придумали!

Воодушевлял:

– Надо сделать быстро и сделать это, ребята, можно. Помню, когда мне с двумя помощниками пришлось срочно переделывать чертежи крыла, сбегали мы в магазин, купили хлеба и полтора метра колбасы, и чертежи к утру были готовы. А на колбасу и остальное деньги у вас, если сделаете, будут. Это я вам обещаю...

Критиковал:

– Это никуда не годится, потому что очень тяжело. Я вас прошу еще поработать и облегчить конструкцию. Десять процентов веса с любой конструкции, поверьте моему опыту, можно снять...

Воспитывал:

– Если ты сделаешь быстро, но плохо, все забудут, что ты сделал быстро, но будут помнить, что ты сделал плохо. Если ты сделаешь медленно, но хорошо, все забудут, что ты сделал медленно, но запомнят, что ты сделал хорошо. А если ты сделаешь быстро и хорошо, я этого тебе никогда не забуду... 158

Теперь почти каждый день вызывал он к себе своего заместителя по конструкциям Сергея Осиповича Охапкина. А нередко Охапкин, узнав о каком-то «вето», наложенном Главным на работу его ребят, сам, минуя секретаря, врывался в кабинет Сергея Павловича. Королев это не любил и, как правило, жестко пресекал, но великий знаток человеческих душ, он всегда знал, кому можно разрешать иногда врываться в кабинет, а кого надо тут же осадить. Почему Охапкину можно? Потому что он заместитель Главного конструктора? Вовсе нет, должность здесь ни при чем. Заместителей много 159. Охапкину разрешалось врываться потому, что настал его час, потому что сегодня именно работа Охапкина определяла общую скорость продвижения вперед. Разрешение на вторжение в кабинет Главного давало только Дело.

В галерее королевских «ракетных генералов» Сергей Осипович Охапкин занимать должен достойнейшее место: он был главным конструктором при Главном конструкторе. Небольшого роста, живой, заводной, легко воспламеняющийся и быстро, с треском, горящий, невероятно трудоспособный, преданный делу, как говорится, до печенок, он да еще, пожалуй, Константин Давыдович Бушуев чаще других заместителей Королева получали от него всевозможные выволочки и разносы. Применительно к Охапкину в 99 случаях из 100 в основе всех конфликтов лежали две причины:

1) Охапкин утверждал, что сделать ту или иную работу в сроки, назначенные Главным, невозможно, а Королев – что вполне возможно;

2) Охапкин утверждал, что сделать тот или иной узел ракеты компактнее и легче, чем сделали его конструкторы, невозможно, а Королев – что вполне возможно.

Но все кары и разносы Охапкина совершенно не смущали. Один из ведущих сотрудников ОКБ, ставший потом космонавтом, – Константин Петрович Феоктистов писал о Королеве: «Нужно сказать, что все его ближайшие помощники ходили в выговорах, как в орденах. Выговоры рассматривались как некие награды, потому что дурака воспитывать и ругать бесполезно». Охапкина подобные королевские «награды» не смущали не потому, что исключали, по Феоктистову, из разряда дураков, а потому, что Сергей Осипович понимал Главного, когда тот громил его чертежи. Если он, Охапкин, не вписался, к примеру, в заданные ему пределы по весу конструкции, кто, кроме него, Охапкина, виноват? Где может взять Королев эти драгоценные килограммы, которые нельзя купить ни на рубли, ни на доллары?! Выскакивал бедный Сергей Осипович из кабинета Главного конструктора, как из перегретой парной, сидел в приемной, курил, прикуривая сигарету от сигареты, остывал и снова шел в кабинет.

– Серега, – ласково говорил Королев, – надо что-то придумать...

И он придумывал. Придумывал, хотя знал, что у Королева есть резерв, но он его бережет. У Королева, действительно, резерв всегда был, но какой – не знал никто: ни свои, ни смежники, ни в министерстве. Этот секрет Сергей Павлович никогда и никому не открывал...

Когда Королев и Охапкин, наконец, приходили к какому-то соглашению, лежащему, однако, почти всегда ближе к мнению Королева, чем к доводам Охапкина, мирное их существование продолжалось недолго. Сергей Осипович видел: то, что уже сделано, можно сделать лучше! Умнее! Технологичнее! Дешевле! И он шел к Королеву, чтобы доказать ему необходимость переделок. Если в первых двух случаях наступал Королев, а Охапкин оборонялся, то теперь расстановка сил была прямо противоположной. Теперь Охапкин утверждал, что еще не поздно исправить чертежи, что с производственниками он договорится, а Королев – что поздно и ломать производственникам график работы нельзя. Охапкин сам лез на рожон, никто никаких улучшений от него не требовал, ни в каких промахах и недоработках его не упрекал, но не могла душа его смириться с мыслью, что вот можно сделать лучше, а не делают! Все красноречие, весь жар души вкладывал он в свой доклад Главному конструктору.