Ярослав Голованов - Королев: факты и мифы

Строго говоря, Галлаю, как инструктору-методисту по пилотированию, делать во время старта в бункере было нечего, но Королев включил его в число тех немногих, кто мог видеть и запомнить эти воистину исторические минуты. Королев знал, что Галлай – не просто опытный летчик-испытатель и грамотный инженер, он знал, что Галлай – пишет, и это сразу выделяло его из общей массы многочисленных инструкторов и методистов. У Марка Лазаревича к тому времени уже была книга записок летчика-испытателя «Черед невидимые барьеры», которую он подарил Королеву. На Галлая, как говорится, у Сергея Павловича были «свои виды», иначе зачем было пускать его в пультовую во время столь напряженной работы? Кстати, забегая вперед, нельзя не отметить, что и тут прогнозы Королева полностью оправдались. Уже после смерти Сергея Павловича, в 1977 году журнал «Дружба народов» напечатал документальную повесть Марка Галлая «С человеком на борту», вышедшую после долгих мытарств лишь в 1985 году отдельной книгой. Ее главы, посвященные Королеву, – лучшее из всего, что я читал о великом конструкторе...

Наконец, в бункере находился еще один человек – кандидат в космонавты Павел Попович. Убежденный оптимист, один голос которого добавлял силы человеку, с которым он говорил. Попович сидел на связи с космическим кораблем.

Проведенный через много лет после описываемых событий «перекрестный допрос» их непосредственных участников дал мне картину весьма туманную: увлеченные очень ответственной работой, люди не замечали тех, кто был рядом. Однако все-таки удалось выяснить, что в пультовой, кроме уже названных людей, сидело еще несколько человек. Между двумя перископами, с карточкой «стреляющего» в руках, на которой отмечалось время всех основных команд, предшествующих самой ответственной команде: «Зажигание!», сидел помощник Воскресенского Борис Дорофеев. За спинами офицеров пультового расчета пристроился Николай Алексеевич Пилюгин и его заместитель Владилен Петрович Финогенов.

В другой комнате бункера, которую называли «гостевой», были, как и полагалось, «гости»: члены Государственной комиссии. Единственным перископом «гостевой» всегда, и на этот раз тоже, владел Валентин Петрович Глушко. На связи с НИПами в Сарышагане, Енисейске, Уссурийске и Елизове (это уже тихоокеанское побережье Камчатки, дальше земля кончается) сидел ответственный за радиосвязь Борис Никитин. После выхода корабля на орбиту к нему присоединился Дорофеев. Они получали с НИПов информацию в виде цифр и транслировали ее по громкой связи на весь бункер. Здесь же сидел и Феоктистов.

В третью и последнюю комнату бункера поступала вся телеметрическая информация о носителе и корабле. Там хозяйничал Рязанский.

Не запомнив конкретных лиц, все, кто был тогда в бункере, утверждают, что народу было очень много, раза в три больше, чем нужно для того, чтобы командовать и советовать, если потребуется, тем, кто командовал. Но и то ведь сказать – первый полет человека в космос! У каждого из этих людей шли сейчас самые главные в их жизни секунды...

Попович разговаривал с Гагариным. Иногда микрофон брал Каманин, перед самым стартом – Королев. «Кедр» – позывной Гагарина. Вот сокращенная стенограмма последних пяти минут этих переговоров:

9.02. Заря (Королев): Минутная готовность, как вы слышите? Кедр: Вас понял: минутная готовность. Занимал исходное положение, занял, поэтому несколько задержался с ответом.

Заря: Понял вас.

9.03. Заря: Во время запуска можете мне не отвечать. Ответьте, как у вас появится возможность, потому что я буду транслировать подробности.

Кедр: Вас понял.

Заря: Ключ на старт! Дается продувка.

(Это не команда. Королев не командует, а лишь повторяет команды Кириллова. – Я. Г.)

Кедр: Понял вас.

9.04. Заря: Ключ поставлен на дренаж.

Кедр: Понял вас.

9.05. Заря: У нас все нормально: дренажные клапаны закрылись.

Кедр: Понял вас. Настроение бодрое, самочувствие хорошее, к старту готов.

Заря: Отлично.

9.06. Заря (Королев): Идут наддувы, отошла кабель-мачта, все нормально.

Кедр: Понял вас, почувствовал: слышу работу клапанов.

Заря: Понял вас, хорошо.

В эти секунды медики засекли: пульс Гагарина достиг высшей точки – 157 ударов в минуту, но голос его был совершенно спокоен.

9.07. Заря: Дается зажигание, Кедр.

Кедр: Понял: дается зажигание.

Заря: Предварительная ступень... Промежуточная... Главная... Подъем!

Кедр: Поехали! Шум в кабине слабо слышен. Все проходит нормально, самочувствие хорошее, настроение бодрое, все нормально.

Заря: Мы все желаем вам доброго полета, все нормально.

Кедр: До свидания, до скорой встречи, дорогие друзья!

Гагарин стартовал в 9 часов 07 минут по московскому времени. Потом мне доводилось слышать, что эти семь минут, якобы, задержка, «бобик». Это неверно. Время старта, обозначенное в карточке «стреляющего» было именно 9 часов 07 минут. Оно вычислялось из условий наилучшего освещения Солнцем датчиков системы ориентации, которая должна была сработать перед включением тормозного двигателя, где-то над Африкой. Так что старт – точно в срок и без замечаний.

И история, и мифы писались потом.

Гагаринские «летописцы» из редакции газеты «Правда» Николай Денисов и Сергей Борзенко, когда со слов Юрия Алексеевича писали книжку «Дорога в космос», присочинили немало разных красивостей, которые должны были, по их мнению, еще более влюбить читателей в первого космонавта. Красивости эти вызывали действие обратное, поскольку часто были безвкусны («Меня охватил небывалый подъем всех душевных сил. Всем существом своим слышал я музыку природы...»), не говоря уже о том, что искажали историю, ибо все, что связано с гагаринским полетом в космос, по моему глубокому убеждению, именно ей и принадлежит. В книжке сказано, что перед тем, как подняться на лифте к вершине ракеты, Гагарин «сделал заявление для печати и радио». Заявления этого, которое многократно транслировалось по радио и было опубликовано во всех газетах, Гагарин тогда не делал. Все эти высокопарные и местами не совсем скромные слова Юрия заставили прочитать перед микрофоном еще в Москве, где их и записали на пленку. Ивановский рассказывал, что существовали дубли этого заявления, прочитанные Германом Титовым и Григорием Нелюбовым. А тогда, право же, было не до заявлений...

Широко известные кинокадры, на которых запечатлен Королев, сидящий за круглым, покрытым скатертью столом у лампы с абажуром и переговаривающийся с Гагариным, документальны относительно. Это действительно Королев, и говорит он действительно точно те слова, которые он говорил Гагарину перед стартом. Но кадры эти сняты позже, не 12 апреля. Королева в бункере в то утро никто, к сожалению, не снимал. Да он и не разрешил бы никогда, чтобы кто-то отвлекал его треском кинокамеры и яркими лампами подсветок.