Илья Бояшов - Танкист, или «Белый тигр»

Истинное проклятие наступающих - «мардеры» и «артштурмы» - зарытые по ствол в охотничьих ямах, забросанные маскировочными сетками так, что с нескольких метров невозможно было отличить их от кустарников и деревьев, томились в ожидании за каждым поворотом. «Самоходки» подпускали к себе до тех пор, пока их, набившим руку и глаз наводчикам и без прицела не становились видны капли пота на измазанных дорожной копотью лицах механиков-водителей. Никто в обреченных «коробках» не успевал вздохнуть - делая выстрел в упор, «артштурмы» отходили, записывая на свой счет новых «фазанов» и оставляя на дорогах очередные костры из машин и людей. Здесь то, на счастье Корпуса и проявилась способность Найденова чуять самого бесшумного, самого затаившегося подлеца. К 44-му году на ленд-лизовский «эмчи» американцы ставили великолепную пушку - очередная «самоходка» отправлялась в ад, прежде чем ее экипаж успевал что-либо сообразить. А Найденов внимательно слушал «горбатого». «Иностранец» платил ему сторицей - находясь на марше, «шерман» был сама чуткость. Стоило только вздохнуть очередной притаившейся гадине, он издавал воинственный клич, дразня и вызывая на бой. Самоходка отвечала злобным урчанием, а «горбач» распалялся, все более вызывающе подвывая мотором. Перебранка длилась не так уж и долго - пока «майский жук» отвлекал самоходку воинственной руганью, Найденов его разворачивал, якут легко подхватывал «подкалиберный», способный играючи прогрызть сто миллиметров. Крюку хватало нескольких секунд - цель определялась даже под самым солидным ворохом веток. Тех из самоходчиков, кто успевал выскочить, ждали очереди безотказных крупнокалиберных «браунингов». Подобная виртуозность спасала такое количество жизней, что, начиная с июля, Иван Иваныч не вылезал из разведки. За честь пропускать на спрятанные «мардеры» уже основательно потрепанный Ванькин танк боролись целые подразделения. Ходоки из других частей тщетно пытались заполучить феномен - начальство Первого категорически возражало. А Ванька, не зная о торгах за спиной, все двадцать четыре часа в сутки готов был ворочать рычагами - и, наводя своим видом ужас на все тех же, не успевших разбежаться, панцер-гренадеров, первым врывался в городки и поселки. Под Вирами его пронырливый «М4А2» пытались остановить твари покрупнее. Два «Элефанта» закопались в стога сена на окраине городишки и затаили дыхание, но зоркий «эмчи» опять-таки предупредил хозяина. Не успели охотники взять прицел, Иван Иваныч застопорил - «семидесятипятимиллиметровка» «горбача» сработала, как часы. Взорванные «слоны» стоили не ниже ордена Ленина, в штаб ушло очередное представление. Однако, в конце концов, даже штабным показалось чрезмерным такое обилие - ограничились новыми Красной Звездой, «Славами» и присвоением Найденову капитана.

Тем временем, проскочив топи и узкие просеки, соскучившаяся по настоящему делу танковая саранча развернула свой веер на польской равнине, пробивая плотину немецких траншей и отсечных позиций. Пространство дрожало от лязга. «Тридцатьчетверки» и «ИСы» охватил настоящий азарт. Теперь уже истошно вопили «Pz Т-111» и «Pz Т-1V», хваленые «пантеры» отползали в норы для того, чтобы там и подохнуть, и огорченно рыкали «тигры», прежде чем словить в корпуса и башни стодвадцатидвухмиллиметровые фугасы. Пробитые кошки угрюмо ожидали пленения, а, затем, пересылки на восток и неизбежной гибели в печах уральских заводов - этих настоящих танковых Освенцимах. А что опять-таки Иван Иваныч? Перескочивший вместе со своими ребятами под Польской Броницей с убитого «эмчи» на «Валентайн» (прощание с «горбатым» не обошлось без слез), танкист был оборван, словно последний голодранец, и воспален, как нарыв. Раз за разом налетая на очередные засады, увертываясь от «бронебойных» и «подкалиберных», которые щедро сыпались со всех сторон, прислушиваясь к «иностранцу» и маневрируя под непрерывным огнем, он готов был высовываться из люка чуть ли не по пояс. Немцы уже повсюду знали его и передавали друг другу легенды о «Totenkompf» - обгоревшей русской башке. Сам того не ведая, Ванька сделался знаменит. Что касается башнеров, их уши были заложены постоянным моторным воем, перед красными, словно у кроликов, глазами мельтешили дороги, дымы и пожары. Посреди всего этого безумия; снующих туда сюда снарядов, пуль, осколков, гигантских, на скорую руку, могильников, в которые помещались целые полки, чадящих танковых костров и огненных вихрей на месте городов и местечек, старшина и сержант вцепились в своего командира, как в единственный талисман. Лишь теснясь как можно ближе к оборванному, сжимающему рычаги до хруста в пальцах придурку, был шанс уцелеть. Не прошло и недели, наводчик и заряжающий даже внешним видом стали походить на хозяина. В немыслимом тряпье, в слипшихся с волосами танкошлемах, с выпирающими, словно у загнанных гончих, ребрами, посыпанные пылью и пеплом, Крюк с Бердыевым не менее успешно пугали теперь всех встречных.

Когда проскочили Брест, сержант по настоящему развернулся. Не успевал притормозить на очередной площади славный найденовский танк, наводчика след простывал. Стоило машине тронуться - гвардеец тут же выныривал, на ходу завязывая очередной узел. Вместе с «жуком» сгорел плод почти месячных усилий и поисков в разоренных белорусских и еврейских местечках - Крюк удвоил усилия! То, что обросший скарбом, как корабль ракушками, «Валентайн» капитана Найденова катился во главе армии, только помогало беззастенчивому грабежу - пользуясь правом первой ночи, наводчик успевал шерстить и хижины и дворцы. В Западной Белоруссии он не гнушался содержанием простых крестьянских буфетов, но стоило на горизонте появиться костелам и замкам, вошел в аристократический вкус. Из мешков теперь высовывались не сермяжная «домотканка», а массивные золоченые рамы и серебряные канделябры. И горе было очередной служанке, которую хозяева забывали вместе со своим барахлом - ей тут же с порога задирали подол. Самым действенным способом расслабления панночек служило не столько змеиное пришепетывание похотливого сержанта, сколько показ грубовато сработанного, но в высшей степени надежного ППШ, при одном виде которого даже самые неприступные дамы проявляли в скидывании юбки и лифчика настоящую виртуозность. В компании с этим гарантом собственной неотразимости, Крюк вовсю пользовал на задворках девочек-подростков и их мамаш, не снимая палец с пускового крючка. Что касается барахла - «Валентайн» был заполнен уже под завязку. Повсюду неутомимый мерзавец растянул веревки, ловко размещая все новые баулы и свертки. Слух наводчика весьма непродолжительное время услаждала молочная хрюшка, подвешенная к 57-мм стволу. Ее сменили куры, свисающие с орудия вниз головами, словно летучие мыши. На моторном отделении громоздились ящики. Специальными тросами крепились мешки с самым разнообразным имуществом, включая мыло, консервы, рулоны ситца, сапоги, ботинки, женские чулки и даже реквизированную пару соломенных шляпок с кокетливыми розочками. Кончилось тем, что вся эта гора, облепившая танк со всех сторон, стала мешать повороту башни. Предприимчивый словно крыса, неустанно шныряющий по домам и подвалам, сержант не забывал и о ближних - на сало, пшено и хлеб нюх у него был выше всяких похвал. Нужно отдать наводчику должное - во время самого краткого отдыха перед забывающим поесть фанатиком-командиром всегда ставилась открытая банка тушенки и обязательный хлебный ломоть. Сержант сам крутил и склеивал языком толстенные «козьи ножки» с неизвестно откуда доставаемым отличнейшего качества «самосадом», ловко вставляя самокрутки в рот-щель командира, ибо руки Ивана Иваныча всегда были заняты если не рычагами, то инструментом.