А. Сахаров (редактор) - Петр III

Один из них, стоявший направо от алтаря, отличался высокой, атлетической фигурой, в которой так и сквозила могучая сила; его круглая, красивая голова покоилась на широких плечах; его лицо было славянского типа, у него были довольно большой, несколько широкий нос, низкий, широкий лоб и глубоко посаженные, блестящие глаза. Нижняя часть его лица слегка выступала вперёд, что придавало ему чувственное, даже порой животное выражение. Всё это вместе с горячим блеском глаз офицера могло вызвать опасение в ту минуту, когда этот человек рассердится и даст выход своей воле. Но его могучая сила соединялась с юношеской нежностью и мягкостью, и офицер не производил отталкивающего впечатления, а, наоборот, возбуждал симпатию и некоторое почтительное удивление.

При взгляде на этого человека невольно приходила в голову мысль о покрытой зелёною травою, залитой солнечными лучами горе, которая кажется вполне мирной, но в глубине которой бродят стихийные силы, способные при первом же удобном случае вырваться наружу, залить всё кругом кипящею лавою и превратить приветливую гору в свирепый вулкан. Этот человек должен был производить сильнейшее впечатление на женские сердца. Женщина со смелым умом и горячим сердцем при виде этой могучей фигуры невольно пожелала бы покорить её и заставить этого великана служить ей.

Напротив этого офицера стоял молодой человек очень нежного телосложения. Его фигура отличалась гибкостью и ловкостью более, чем атлетической силой. Его манеры, несмотря на военную самоуверенность, отличались скромностью. Овал его бледного лица был правилен и благороден, лоб был высок и чист, тонкий с горбинкой нос напоминал клюв хищной птицы, а красивый рот мог улыбаться чисто по-детски, но иногда складывался в высокомерную улыбку и, казалось, имел силу говорить убедительные слова. Его большие глаза, один из которых казался несколько мутным, смотрели мягко и задумчиво; иногда они затягивались поэтическою дымкой, иногда же сверкали внутренним огнём и оживлением. Если бы не военная форма, то этого молодого человека скорее можно было принять за художника или поэта, чем за офицера.

Внимание обоих офицеров почти одновременно обратилось на две женские, закутанные в чёрные плащи и простые чёрные вуали фигуры, которые с большим трудом пробирались через толпу к алтарю. Несмотря на неграциозные плащи и густые вуали, во всех их движениях сквозило столько изящества и элегантности, что сразу можно было угадать, что они принадлежат к высшим слоям общества. Мягкость же их движений и слегка испуганная манера держаться заставляли предполагать, что обе они ещё молоды. Их костюмы тоже бросались в глаза; приехавшие в церковь дамы блистали своими туалетами и старались выставить напоказ свои молитвы о здравии императрицы.

Со своего несколько возвышенного пункта оба офицера могли видеть, что эти дамы шли в сопровождении четырёх сильных мужчин, одетых в простые русские кафтаны. Два из них шли впереди, а два – позади женщин, но так, что нельзя было предположить, что они знают их. Эти четверо мужчин расчищали проход пред нежными, закутанными в вуали женскими фигурами и медленно провожали их по направлению к алтарю. Пройдя вперёд, обе женщины опустились на колени и погрузились в молчаливую молитву, шедшие рядом с ними мужчины тоже встали на колени, но на таком расстоянии, чтобы иметь возможность не упускать из виду обеих женщин.

Оба офицера с большим интересом и невольным участием следили за всем этим. Было вполне естественно, что две казавшиеся молодыми и красивыми женщины, с закрытыми вуалями лицами, находившиеся одни в наполненной народом церкви, возбудили интерес в молодых людях, которые, пожалуй, могли надеяться на возможность какого-либо пикантного приключения. Обе дамы долгое время стояли на коленях и тихо молились; наконец, обернувшись друг к другу, они шёпотом сказали несколько слов; при этом вуаль слегка откинулся с лица одной из женщин, и молодой офицер с мечтательными глазами увидел её черты, но вслед за тем вуаль был снова опущен.

Горячая краска залила его лицо; его глаза засияли радостью и счастьем, тихий и вскоре подавленный крик сорвался с его губ, он слегка наклонился вперёд и с удивлением и страстью смотрел на закутанную фигуру, которая, казалось, наполняла его сердце таким же благоговением, каким исполнялась молящаяся толпа, глядя на чудотворный образ.

Наконец обе дамы встали и снова направились к выходу, четверо крестьян немедленно последовали их примеру и старались держаться около них. Но в это время от выхода к алтарю хлынула толпа народа, крестьяне были оттеснены в сторону, и в следующее мгновение обе женщины были сдавлены человеческой массой, они боязливо жались друг к другу и, казалось, боялись, что толпа разъединит их и в давке они будут непременно задавлены. В ужасе одна из них обняла свою спутницу, и из её груди вырвался невольный крик о помощи. Оба офицера немедленно кинулись к испуганным и окружённым со всех сторон женщинам на помощь, уважение к их мундирам и их здоровые тумаки быстро расчистили им путь. Молодой человек атлетического телосложения и славянского типа первым добрался до испуганных женщин; он со страшною силою растолкал сомкнувшиеся вокруг них ряды и, широко раскинув пред собою руки, остановился пред обеими дамами.

– Разрешите мне предложить вам свою помощь, – вежливо обратился он к ним, стараясь в то же время пронизать горячими взорами густые вуали, – позвольте мне проводить вас к выходу.

– Вы очень любезны, сударь, – ответила одна из женщин. – Мы с благодарностью принимаем вашу помощь. Предложите руку моей спутнице, а я последую за вами.

Офицер поклонился и в следующее мгновение почувствовал, как мягкая, нежная дрожащая ручка легла в его руку, а в то же время до него донеслось такое тонкое и нежное благоухание, какое только может распространить вокруг себя представительница высшего общества, притом непременно молодая и красивая.

Второй офицер в это время также успел растолкать толпу. Он вздрогнул, его взоры омрачились, так как та, черты лица которой он увидел на одно мгновение, от страха и изнеможения почти повисла на руке подоспевшего раньше офицера; казалось, он хотел оттолкнуть счастливца в сторону, но тот повернулся и крикнул ему:

– Предложите, товарищ, руку другой даме и следуйте за мной!

Вторая дама уже схватила его руку, и, не говоря ни слова, он медленно зашагал к выходу сзади первого офицера, в то время как его горящие взоры покоились на шедшей пред ним фигуре, боязливо прижимавшейся к своему спутнику.

Обе пары, медленно продвигаясь в тесноте, прошли несколько шагов вперёд; в это время и четверым крестьянам также удалось ближе пробраться к ним. Ни словом не обменявшись с дамами, они шли впереди них, как бы случайно всё время расталкивая народ и постоянно оборачиваясь назад, словно ожидали какого-нибудь знака.