А. Сахаров (редактор) - Петр III

– Вот видишь, мой друг, вот видишь, так вознаграждается каждое доброе дело! Клянусь моей короной, это не забудется тебе. Заранее обещаю тебе всё, о чём бы ты ни попросил меня! Но кто это? – спросил он, переведя случайно взор на старого сержанта, который, когда Иоанн Антонович приветствовал императора, упал, точно поражённый молнией, и стоял теперь в углу комнаты на коленах, скрестив руки и опустив голову на грудь.

– Великий царь! Это – Вячеслав, мой старый друг, – воскликнул Иоанн Антонович, – государыня императрица Елизавета Петровна позволила ему быть со мной; он был моим верным сожителем и много рассказывал мне о великом царе Петре, моём деде.

Пётр Фёдорович подошёл к старику и, хлопнув его по плечу, произнёс:

– Рад слышать это о тебе. Я позабочусь, и тебе не придётся никогда жалеть о том, что ты развлекал и утешал принца одной со мной крови.

Старый сержант, громко всхлипывая, поцеловал полу мундира императора. Последний вдруг побледнел, тяжело задышал и протянул руку, как бы ища опоры.

Корф и Бломштедт бросились поддержать его.

– Уведите меня прочь отсюда, мне нужно воздуха!.. Я теряю сознание… – прерывистым голосом произнёс Пётр Фёдорович. – Всё это так взволновало меня, что я не могу дышать в этой тёмной комнате.

Оба спутника вывели зашатавшегося императора на двор; комендант следовал за ними.

Пётр Фёдорович глубоко втягивал в себя свежий воздух.

– Ну вот, теперь мне лучше! – произнёс он. – Но страшно подумать, что этот несчастный узник томится вот уже второй десяток лет в этой дыре, где я чуть не упал в обморок после получасового пребывания. Генерал Мельгунов! – крикнул он.

Тот подошёл.

– Это приказ императрицы – держать здесь принца Иоанна Антоновича?

– Я не знаю никакого принца Иоанна Антоновича, – возразил Мельгунов, – узника мне передал граф Шувалов – граф осмотрел комнату и приказал туда запереть принца; по приказу государыни ему доставлялось всё, чего бы он ни пожелал, по части одежды, пищи и напитков. Я выполнил приказ в точности и, – холодно прибавил он, – обязан давать отчёт лишь императору; его превосходительство господин генерал-адъютант показал мне приказ провести его вместе со спутниками к заключённому; для дальнейших вопросов он должен предъявить новый приказ.

– Вы знаете меня? – спросил Пётр Фёдорович с гордым величием, которое ему редко удавалось придавать своему лицу.

– Нет, – возразил генерал Мельгунов, а затем, испытующе рассматривая черты лица императора, с лёгким колебанием в голосе продолжал: – но если всмотреться в это лицо, если, – продолжал он всё неувереннее, – сравнить его с портретом, полученным нами из Петербурга… о, я уж несколько лет не покидал крепости, и поэтому не знаю, похож ли этот портрет…

Он снял шляпу и, всё неспокойнее всматриваясь в лицо Петра Фёдоровича, стоял, весь дрожа.

– Это – его императорское величество, наш всемилостивейший государь император стоит пред вами, – произнёс барон Корф, снимая, в свою очередь, шляпу.

– Боже мой, – воскликнул генерал Мельгунов, – какая неожиданная честь! Прошу извинить, ваше императорское величество!.. Вы, ваше императорское величество, скрывались… я видел лишь генерал-адъютанта.

Он крикнул часовому, чтобы караул стал в ружьё. Загремели трубы, во всех окнах показались солдатские лица, офицеры поспешили при звуках тревоги во двор.

– Зарядить орудия! – крикнул комендант – Наш всемилостивейший император оказывает крепости честь своим посещением!

– Нет, – воскликнул Пётр Фёдорович, – нет, нет! Это возбудит внимание окружающей местности, а я не хочу, чтобы о моём визите сюда говорили; внушите это вашим солдатам и офицерам.

Пётр Фёдорович приказал затем офицерам подойти ближе, после короткого представления их ему комендантом он отвёл последнего в сторону.

– Я скоро прикажу отвезти отсюда узника, порученного вашим попечениям, – сказал он. – Полномочия получить его из ваших рук я передам моему генерал-адъютанту барону Корфу Пока я не найду для него подходящего места, вы должны будете выпускать его гулять по двору, сколько он ни пожелает; вы снимете краску с его окон, чтобы свет солнца попадал в комнату, и будете исполнять все его желания, кроме желания выйти за ворота крепости.

– Слушаю, ваше императорское величество!

– Что это за отец Филарет, о котором он говорил при нашем появлении?

– Это – монах Александро-Невской лавры, ваше императорское величество, которому, согласно приказанию её величества государыни императрицы, разрешён доступ к узнику и который часто заходит к нему для духовной беседы и для того, чтобы успокаивать его, так как узник подвержен припадкам бешеного гнева. Кроме того, у него часто бывают галлюцинации; ему всё кажется, что к нему приходит архангел Гавриил. Монах похож на старого жреца из старинных сказаний со своими седыми волосами, длинной бородой и гигантским ростом.

– Это – он, он, – воскликнул Пётр Фёдорович, – духовник императрицы! Потому-то он и просил за Иоанна Антоновича, потому-то он и заставил меня обещать, что я буду заботиться о нём! О, у меня будет хоть один благодарный мне священник среди массы остальных, враждебных мне. Вам, значит, известна моя воля, – обратился он к коменданту, поворачиваясь снова к своим спутникам, – я жду, что она будет исполнена в точности. Вы отвечаете мне за узника головой до тех пор, пока не сдадите его барону Корфу. – Он обвёл взором двор, и при этом у него мелькнула какая-то мысль; затем он прибавил: – Я желаю, чтобы здесь, во дворе, был выстроен дом. Наймите для работы местных крестьян; но ни один из них не должен быть выпущен из крепости до окончания постройки; я хочу, чтобы это было сделано живо. Дом, – продолжал он, измеряя взглядом размеры двора, – должен иметь девять окон и пять комнат; между этим домом и стеной вала должно оставаться место для садика, в котором необходимо посадить цветы и деревья; его необходимо обнести забором. Мне кажется, такой домик, – прибавил он, заметив удивлённые взоры коменданта и Корфа, – должен оказаться лучшим местом заключения для узника, когда он вернётся сюда.

Бломштедт потупил свой взор. В его голове поползли странные мысли, когда он услыхал приказ государя и в то же время вспомнил его слова, сказанные утром.

– Мы должны вернуться, – произнёс затем император.

Он кивнул офицерам. Снова загремел барабан, и Пётр Фёдорович пошёл в сопровождении адъютанта к воротам крепости.

Перевозчик доставил его на противоположный берег реки вместе со спутниками, даже и не подозревая, кого везёт. Все трое сели в карету и поехали в Петербург в полном молчании, сильно взволнованные всем виденным.

С наступлением ночи экипаж добрался до заставы; император приказал остановиться и велел Корфу отправиться с экипажем к своему дому, между тем как сам вернулся в Зимний дворец вместе с Бломштедтом.