Эйдзи Ёсикава - Десять меченосцев

Весь мир лежал у его ног: большой лес вокруг храма, белая полоска реки, гора Асама, гора Маэ, рыбацкая деревня в Тобе и безбрежный простор моря. «Почти добрался, – подумал Мусаси. – Еще немного!»

«Еще немного!» Легко сказать, но трудно сделать! «Еще немного» – вот что отличает меч победителя от меча побежденного.

Запах пота стоял в ноздрях Мусаси. Ему мерещилось, будто он уткнулся в грудь матери. Шершавая поверхность горы казалась ее кожей. Мусаси клонило ко сну. Камень, сорвавшийся в этот момент из-под большого пальца ноги, привел его в чувство. Мусаси нащупал новую опору.

«Я почти на вершине!» Руки и ноги сводило от боли, но пальцы цеплялись за крохотные трещины в камне. Мусаси твердил себе, что стоит ему расслабиться духом или телом, как в один прекрасный день ему придет конец как профессионалу фехтовальщику. Он знал, что судьба поединков решается сейчас и здесь.

«Это тебе, Сэкисюсай! Тебе, негодяй!» Каждым подтягиванием вверх он ниспровергал гигантов, которых почитал, тех выдающихся людей, которые увлекли его сюда, которых он непременно победит. «Это тебе, Никкан! И тебе, Такуан!»

Он карабкался по головам своих идолов, топтал их, показывал им свое превосходство. Мусаси и гора слились воедино, но гора, изумленная упорством вцепившегося в нее существа, сердито плевалась в него галькой и песком. Мусаси задыхался, словно кто-то зажал ему рот. Он вжимался в гору, но порывы ветра отрывали его от поверхности.

Мусаси вдруг обнаружил, что лежит на животе. Он закрыл глаза, боясь шевельнуться. Душа его пела. Теперь он увидел небо, объявшее его со всех сторон, и первые лучи зари, окрасившие белое море облаков.

«Добрался! Я победил!»

Как только Мусаси понял, что достиг вершины, воля его лопнула, как тетива лука. Ветер хлестал его по спине песком и камнями. Здесь, на грани земли и неба, неописуемая радость переполнила существо Мусаси. Разгоряченное тело слилось с камнем. В лучах нарождавшегося дня дух человека и дух горы творили великое таинство. Охваченный неземным восторгом, Мусаси впал в глубокий сон.

Когда Мусаси проснулся, голова его была ясной, как кристалл. Ему хотелось броситься в голубую высь и резвиться в ней, подобно угрю в ручье.

– Надо мной только небо! – кричал Мусаси. – Я на голове орла.

Он стоял в красных лучах восходящего солнца, простерев к небу мощные, всепобеждающие руки. Крепкие ноги попирали вершину. Мусаси, взглянув на них, увидел, как из больной ноги хлынул поток гноя. В небесной чистоте повис странный запах из мира людей – волнующий запах преодоленной опасности.

Каждое утро, закончив дела в храме, мико – девушки, жившие в Доме девственниц, отправлялись с книжками в руках в классную комнату в дом Аракиды, где их обучали грамматике и стихосложению. Они исполняли ритуальные танцы-кагура в белых шелковых косодэ и малиновых хакама, но сейчас девушки были в хлопчатобумажных косодэ с короткими рукавами и белых хакама. В этой одежде они учились и выполняли хозяйственные работы в храме. Младшим было тринадцать, самой старшей – двадцать.

Они появились из бокового входа Дома девственниц, и одна из девушек воскликнула:

– Что это? – Она показывала на дорожную котомку и мечи, оставленные Мусаси прошлой ночью. – Чьи это вещи?

– Какого-то самурая.

– Верно!

– А может, вор бросил?

Девушки удивленно переглядывались, взволнованно дыша, словно наткнулись на самого вора, задремавшего после обеда.

– Надо сообщить госпоже Оцу, – предложила одна из них. Девушки гурьбой побежали к комнате Оцу.

– Учительница! Выйдите, пожалуйста! Мы нашли что-то странное!

Оцу, отложив кисть, поднялась из-за письменного столика и выглянула во двор.

– В чем дело? – спросила она.

– Вор оставил мечи и мешок. Они висят на стене, – сказала младшая из девушек, указывая пальцем на стену.

– Их лучше отнести в дом господина Аракиды.

– Мы боимся к ним прикоснуться.

– Сколько шума из-за пустяка! Идите на урок, не теряйте попусту время.

Девушки ушли, и Оцу вышла во двор. В доме остались пожилая повариха и девушка, которая из-за болезни лежала в постели.

– Не знаете, кто оставил эти вещи? – спросила Оцу повариху. Та ничего не видела и не слышала о находке.

– Отнесу их господину Аракиде, – сказала Оцу.

Она едва не уронила мешок и мечи, снимая их с крючка. Ухватившись обеими руками за неподъемные вещи, Оцу потащила их, удивляясь, как их носит хозяин.

Оцу и Дзётаро пришли в храм Исэ месяца два тому назад, пробродив в поисках Мусаси по дорогам провинций Ига, Оми и Мино. Добравшись до Исэ, они решили перезимовать здесь из-за снежных заносов на горных дорогах. Сначала Оцу давала уроки игры на флейте в Тобе, но потом ее приметил глава семейства Аракиды, который, занимая пост блюстителя ритуального этикета, был вторым после настоятеля в иерархии храма.

Оцу приняла предложение Аракиды перебраться в храм и обучать девушек игре на флейте. Ее интересовало не само преподавание, а возможность познакомиться с древней храмовой музыкой. Ей нравились и умиротворение священного леса, и жизнь среди храмовых девушек-мико.

Дело осложнил Дзётаро, поскольку в дом, где жили девушки, запрещался вход мужчинам, даже мальчикам. Порешили, что днем Дзётаро будет подметать дорожки в храмовом лесу, а ночью спать в дровяном сарае дома Аракиды.

Оцу шла через храмовый сад. Ветер тревожно свистел в голых кронах. В дальней роще над деревьями поднималась струйка дыма. Оцу подумала о Дзётаро, который мел там дорожки бамбуковой метлой. Она приостановилась, улыбнувшись при мысли о Дзётаро. Непоседливый мальчишка последнее время вел себя хорошо, примерно исполняя свои обязанности. В его возрасте дети обычно заняты только проказами и играми.

Раздался резкий треск, словно обломилась ветка. Звук вновь повторился. Оцу ускорила шаг, волоча тяжелый груз и окликая Дзётаро.

– Я здесь! – ответил уверенный голос, и послышались торопливые шаги мальчика. – А, это ты! – проговорил он, появившись из-за кустов.

– Я думала, ты работаешь, – сказала Оцу. – Почему ты здесь с деревянным мечом? И в белой рабочей одежде?

– Тренируюсь. Упражняюсь на деревьях.

– Никто не запрещает тебе тренироваться, Дзётаро, но только не здесь. Забыл, где находишься? Этот сад олицетворяет покой и чистоту. Это святое место, посвященное богине, которая является родоначальницей всех нас, японцев. Посмотри! Разве не видишь надпись, запрещающую портить деревья и убивать зверей и птиц? Обрубать ветви деревянным мечом – позор для человека, который здесь работает.

– Знаю, – буркнул Дзётаро с недовольным видом.

– Если знаешь, то почему так ведешь себя? Учитель Аракида как следует отругал бы тебя.