Эйдзи Ёсикава - Десять меченосцев

Амаюми по привычке сбил чайку, но, не слыша зова хозяина, взмыл в небо и исчез. Отпустив сокола, Кодзиро стал снимать с себя и выбрасывать в воду амулеты и записочки с молитвами, которыми обвешали его поклонники. Не пожалел даже нижнего кимоно с санскритскими заклинаниями, подаренного ему теткой.

– А теперь отдохнем, – спокойно произнес он.

Впереди его ждала жизнь или смерть. В таком положении лучше не думать о посторонних вещах. Воспоминания о людях, которые окружали его последние дни, мешали ему, все их пожелания успеха и молитвы были теперь обузой. Он должен остаться наедине с собой.

Глаза Кодзиро не отрывались от зеленых сосен Фунасимы. Соленый ветер дул в лицо.

Тародзаэмон, пройдя вдоль складов на пристани в Симоносэки, поднялся в контору.

– Саскэ! – позвал он. – Кто-нибудь видел его?

Саскэ наняли в услужение в доме недавно. Он был самым молодым, но и самым сообразительным работником. Ему даже поручали несложные дела в конторе.

– Доброе утро! – приветствовал хозяина управляющий, появившийся из соседней комнаты со счетами в руках. – Он только что был здесь.

– Найди Саскэ! – приказал управляющий посыльному. Управляющий стал докладывать о делах, но Тародзаэмон отмахнулся от него, как от назойливой мухи.

– Никто не наводил справки о Мусаси? – спросил Тародзаэмон. Управляющий потер подбородок.

– Я сам не видел, но мне говорили, что вчера вечером приходил какой-то затрапезный парень. Он спрашивал учителя Мусаси, и у него была дубовая палка. Еле выпроводили его.

– Значит, проболтались! И это после того, как я приказал всем держать язык за зубами.

– Я тоже предупреждал, но ведь рот людям не завяжешь, особенно молодым. Они не могут не похвастать, что Мусаси живет у их хозяина.

– Как ты отделался от посетителя?

– Собэй сказал ему, что он ошибся, Мусаси никогда здесь не бывал. Тот не поверил, но ушел. Его ожидали еще три человека, и среди них женщина.

Саскэ прибежал с пристани.

– Звали меня, хозяин?

– Все готово? Дело очень важное.

– Понимаю, хозяин. Я встал до рассвета, вымылся холодной водой, переоделся в новое нижнее кимоно.

– Хорошо. Приготовил лодку?

– А ее готовить особо не надо. Я выбрал самую чистую и быстроходную лодку, бросил несколько щепоток соли, чтобы уберечь ее дурного глаза, протер ее изнутри и снаружи. Хоть сейчас плыви.

– Где она?

– У причала, рядом с другими лодками.

– Лучше убрать ее оттуда, а то слишком много зевак, – сказал задумчиво Тародзаэмон. – Мусаси их не любит. Отгони ее к большой сосне, которую называют сосной Хэйкэ. Там его едва ли увидят любопытные.

– Слушаюсь, хозяин!

Контора опустела, потому что все ушли на пристань. Там толкалось множество людей: самураи из соседних уделов, ронины, ученые мужи, кузнецы, оружейники, лакировщики, монахи, горожане разных званий, крестьяне из ближайших деревень, источающие аромат благовоний женщины в дорожных шляпах и рыбачки с детьми на руках. Все устремлялись туда, откуда можно было разглядеть остров.

«Я понимаю Мусаси», – подумал Тародзаэмон, наблюдая гудящую толпу.

Вернувшись домой, Тародзаэмон заметил необыкновенный порядок в доме. На потолке комнаты, обращенной к морю, играли отражения волн.

Оцуру принесла поднос с чаем.

– Где ты был? Мы тебя ищем, – обратилась она к отцу.

– Посмотрел кое-что, – ответил он, принимая чашку.

Оцуру приехала из Сакаи навестить отца. Она приплыла на одном корабле с Мусаси. В разговоре они случайно обнаружили, что оба имеют отношение к Иори. Когда Мусаси пришел в контору поблагодарить Тародзаэмона за заботу о мальчике, купец настоял, чтобы гость остановился у него. Накануне ночью они засиделись допоздна, а Оцуру в соседней комнате шила для Мусаси нижнее кимоно и набрюшник ко дню поединка. Она приготовила новое черное кимоно. Тародзаэмон заподозрил, что дочь неравнодушна к Мусаси. Девушка очень волновалась.

– Оцуру, где Мусаси? Он завтракал?

– Давно поел и уединился в своей комнате.

– Он готов к отъезду?

– По-моему, нет.

– А что он делает?

– Рисует.

– Нашел время! Правда, я сам попросил его нарисовать мне что-нибудь, но только не сейчас. Напрасно я это сделал.

– Он рисует и для Саскэ.

– Саскэ? – переспросил Тародзаэмон. Он не находил себе места от волнения.

– Неужели он не понимает, что уже опаздывает?

– Мне кажется, что Мусаси вообще забыл про поединок.

– Нет! Теперь не время рисовать! Скажи ему повежливее об этом. Живопись подождет.

– Не могу…

– Почему?

Подозрения Тародзаэмона подтвердились. Он хорошо знал свою дочь.

– Глупая девчонка, зачем плакать? – ласково проворчал Тародзаэмон и сам пошел к Мусаси.

Мусаси стоял на коленях, словно предаваясь медитации. Одну картину он уже закончил – цапля под ивой. Сейчас он смотрел на чистый лист. Он решал, что изобразить, вернее настраивался на сюжет и стиль. Белая бумага была для него пространством, в котором ему предстояло сотворить образ. В рисунке навсегда останется его душа. Если на сердце тяжесть, рисунок получается печальный, если в душе смятение, то оно выплеснется на бумагу. Тушь надолго переживет художника, а сердце его будет биться в рисунке и после того, как кости его рассыплются в прах.

– Можно?

фусума неслышно раздвинулись, и в комнату заглянул Тародзаэмон.

– Простите, что помешал, – начал он.

– Будьте добры, заходите.

– Нам пора.

– Знаю.

– Все готово. Вещи в соседней комнате.

– Благодарю вас.

– Вы закончите рисунки, вернувшись с Фунасимы.

– Не беспокойтесь, сегодня я чувствую себя прекрасно. Хочется рисовать.

– Не забывайте о времени. Вам надо еще приготовиться. Тародзаэмон закрыл было за собой фусума, как Мусаси окликнул его:

– Когда начнется прилив?

– В эту пору отлив с шести до восьми утра, а сейчас вода уже поднимается.

– Спасибо, – рассеянно ответил Мусаси и вновь перевел взгляд на чистый лист.

Тародзаэмон решил терпеливо ждать Мусаси, но не выдержал. Он отправился на веранду и посмотрел на море. Вода наступала на берег, а в проливе обозначилось бурное течение.

– Отец! – позвала Оцуру.

– Да.

– Мусаси пора выходить. Я поставила сандалии у садовой калитки.

– Он еще не готов.

– Рисует? Я думала, что он послушает твоего совета.

– Он знает, который час.

К берегу пристала лодка, и Тародзаэмон услышал, что кто-то назвал его имя. Это был Нуиноскэ, который приплыл узнать, где Мусаси.

– Передайте ему, чтобы он немедленно отправлялся, – взмолился Нуиноскэ. – Кодзиро и господин Хосокава уже отплыли. Мой хозяин сейчас отбывает из Кокуры.

– Попробую.

– Умоляю! Может, я, подобно старухе, устраиваю суету, но мы не хотим, чтобы он опаздывал. Будет очень стыдно.