Эйдзи Ёсикава - Десять меченосцев

Прискакав в «Ватая», Оцу привязала лошадь в саду под деревом.

– Добро пожаловать! – встретила ее Котя. – Останетесь ночевать?

– Нет, я привезла послание из замка Коягю для Ёсиоки Дэнситиро. Он еще не съехал?

– Подождите минутку!

Котя исчезла. Появление Оцу произвело легкий переполох среди путников, которые шумно готовились к отъезду, обуваясь и навьючивая багаж на лошадей.

– Кто это?

– Интересно, к кому она приехала?

Красота, изящные манеры Оцу, редкие в такой глуши, привлекли всеобщее внимание. Гости перешептывались и оглядывались, пока Котя не увела Оцу в дом.

Дэнситиро и его друзья, накануне засидевшиеся за сакэ до поздней ночи, только что встали. Когда им сообщили о прибытии гонца из замка, они решили, что это вчерашний самурай. Появление Оцу с белым пионом повергло их в изумление.

– Простите за беспорядок в комнате…

Молодые самураи смущенно расправили кимоно и сели, приняв подобающую этикету позу.

– Пожалуйста, проходите!

– Меня послал хозяин замка Коягю, – сказала Оцу, положив перед Дэнситиро письмо и пион. – Будьте добры, прочтите письмо.

– А, письмо! Хорошо, сейчас.

Дэнситиро развернул короткий свиток. Письмо, написанное блеклой тушью, издавало тонкий аромат чая. Оно гласило:

«Примите мои извинения за то, что приветствую вас письменно и не при личной встрече, невозможной из-за простуды. Полагаю, что чистота пиона будет вам приятнее мокрого носа старика. Пион вы примете из рук другого цветка. Надеюсь на ваше прощение. Мое дряхлое тело давно уже удалилось от мирской суеты. Я не решаюсь появляться на людях. Пожалуйста, одарите старика сочувственной улыбкой».

Дэнситиро, презрительно фыркнув, свернул свиток.

– И это все? – спросил он.

– Господин Ягю еще передал, что был бы рад пригласить вас на чай, но сомневается, что вам понравится прием, поскольку в замке только воины, ничего не смыслящие в тонкостях чайной церемонии. Мунэнори находится в Эдо, поэтому этикет приема будет столь неуклюж, что вызовет лишь смех у столичных гостей. Господин Ягю поручил мне попросить у вас прощения и выразил надежду, что в будущем надеется на встречу с вами.

– Ха-ха! – саркастически воскликнул Дэнситиро. Лицо его выдавало подозрительность. – Насколько я понял, Сэкисюсай обеспокоен тем, что нас не удовлетворят тонкости чайной церемонии. По правде говоря, мы, выходцы из самурайских семей, ничего не смыслим в ней. Мы намеревались лично справиться о здоровье Сэкисюсая и уговорить его дать нам урок фехтования.

– Господин Ягю это понимает. Отойдя от дел, он приобрел привычку выражать мысли понятиями чайной церемонии.

– Придется отказаться от наших планов. Передайте, пожалуйста, что мы хотели бы его увидеть в следующий приезд, – раздосадованно ответил Дэнситиро, протягивая пион Оцу.

– Он вам не понравился? Господин Ягю полагал, что цветок скрасит вам дорогу. Он сказал, что его можно прикрепить в углу паланкина или к седлу, если поедете верхом.

– Это, выходит, подарок?

Дэнситиро опустил глаза, словно от оскорбления.

– Странная причуда! Скажите ему, что в Киото полно пионов, – добавил он с кислой миной.

Оцу поняла, что бессмысленно навязывать подарок Дэнситиро. Пообещав передать его слова старцу, она удалилась с такой деликатностью, словно снимала повязку с открытой раны. Раздосадованные самураи едва заметили уход девушки.

Выйдя в коридор, Оцу тихо рассмеялась, взглянула на блестящие черные половицы, ведшие к комнате Мусаси, и направилась к выходу. Котя, показавшаяся из комнаты Мусаси, догнала Оцу.

– Вы уже покидаете нас?

– Да, я закончила свои дела.

– Ну и быстро же вы управились! Это пион? Я не знала, что они бывают белыми.

– Бывают. Он из замкового сада. Возьми, если хочешь.

– Спасибо большое!

Котя протянула руки к цветку.

Попрощавшись с Оцу, Котя побежала в комнаты для прислуги похвастать подарком. Никто не обращал внимания на пион, и девочка, разобидевшись, вернулась в комнату Мусаси.

Мусаси сидел у раздвинутых сёдзи, подперев подбородок руками. Взгляд его был устремлен в сторону замка. Он размышлял, как, во-первых, встретиться с Сэкисюсаем, а во-вторых, как победить его на поединке.

– Вы любите цветы? – спросила Котя, войдя в комнату.

– Цветы?

Девочка показала пион.

– Красивый.

– Нравится?

– Да.

– Мне сказали, что это пион. Белый пион.

– Вот как! Может, поставить его в вазу?

– Я не знаю икэбану. Поставьте сами.

– Нет, сделай ты. Ставь, не думая, как он будет выглядеть в вазе.

– Принесу воды, – сказала Котя и вышла с вазой.

Взгляд Мусаси упал на срез на стебле пиона. От удивления он склонил голову набок. Он не мог понять, что удивило его в срезе. Котя вернулась, а Мусаси все еще изучал стебель. Девочка поставила вазу в токоному и хотела опустить в нее пион, но цветок не умещался.

– Стебель слишком длинный, – сказал Мусаси. – Давай подрежу. Он будет выглядеть естественно.

Котя протянула цветок Мусаси. Она внезапно выронила пион и разразилась слезами. И неудивительно – в долю секунды Мусаси, выхватив короткий меч, с боевым кличем рассек стебель цветка в руках девочки и вложил меч в ножны. Ей показалось, что ослепительная вспышка стали и стук опущенного в ножны клинка произошли в один и тот же миг.

Не обращая внимания на перепуганную девочку, Мусаси, подняв отрубленный конец стебля, начал сравнивать оба среза. Он ничего не замечал вокруг себя, но через несколько минут до него дошло, что рядом плачет маленькая служанка. Он погладил ее по голове и извинился.

– Кто срезал этот цветок? – спросил он, успокоив Котя.

– Не знаю. Мне его дали.

– Кто?

– Кто-то из замка.

– Самурай?

– Нет, молодая женщина.

– По-твоему, цветок из замка?

– Да, она так сказала.

– Прости, я напугал тебя. Ты простишь меня, если я куплю тебе сладостей? Вот теперь стебель подходящей длины. Поставь пион в вазу.

– Так хорошо?

– Да, очень красиво.

Мусаси сразу понравился Котя, но блеск его меча ошеломил ее. Она покинула его комнату, решив входить в нее только по зову гостя.

Обрубок стебля восхищал Мусаси сильнее, чем сам цветок. Он был уверен, что первый срез сделан не ножом, а ножницами. Пионовый стебель гибкий и волокнистый, поэтому срезать его мог только меч, причем столь безупречный срез мог произвести исключительно меткий удар. Лишь незаурядный человек способен на такой удар. Мусаси попытался скопировать его, но, сравнив концы обрубка, убедился, что его срез явно уступает первому. Разница была примерно такая же, как в буддийских статуях, вырезанных мастером и ремесленником средней руки.

«Что это значит? – спрашивал себя Мусаси. – Если самурай, работающий в замковом саду, способен сделать подобный срез, то мастерство дома Ягю еще выше, чем я предполагал».