Эйдзи Ёсикава - Десять меченосцев

Вскоре прибежал Дзётаро с маской на лице. Такуан окаменел, невольно почувствовав в маске будущий облик Оцу, который она обретет в результате долгого и мучительного путешествия по пути тьмы.

– Пойду! – сказала Оцу.

Дзётаро, уцепившись за ее рукав, поддакнул:

– Пошли! Нам пора!

Такуан поднял глаза к белым облакам, досадуя на свое бессилие.

– Я сделал все, что мог, – сказал он. – Сам Будда отчаялся спасти женщину.

– Прощай, Такуан, – вымолвила Оцу. – Я низко кланяюсь Сэкисюсаю. Пожалуйста, поблагодари его и попрощайся от моего имени.

– Теперь и я начинаю подозревать, что монахи – безумцы. На каждом шагу им попадаются только люди, по собственной воле устремляющиеся в ад. – Воздетые к небу руки Такуана бессильно упали. Трагическим тоном он добавил: – Оцу, если тебя начнут одолевать шесть зол, произнеси мое имя. Вспомни меня и произнеси мое имя. Все, что я могу сказать сейчас, – береги себя, и пусть твоя дорога будет, по возможности, долгой.

К югу от Киото река Ёдо огибает гору Момояма (на ней расположен замок Фусими) и течет по равнине Ямасиро к бастионам замка Осака, расположенного километрах в двадцати пяти к юго-востоку. В какой-то степени из-за непосредственной связи городов по реке любое политическое событие в Киото немедленно отзывалось в Осаке. В замке Фусими каждое слово, произнесенное осакским самураем, а уж тем более военным высокого ранга, воспринималось как зловещее предзнаменование.

В окрестностях Момоямы происходила бурная жизнь, поскольку Токугава Иэясу решил изменить все, что утвердилось при Хидэёси. Замок Осака, где по-прежнему жили Хидэёси и его мать Ёдогими, отчаянно цеплялся за остатки былого могущества, как заходящее солнце тщится сохранить полуденный блеск. Реальная власть, однако, сосредоточилась в Фусими, где предпочитал останавливаться Иэясу во время длительных поездок по Кансаю. Столкновение старого и нового бросалось в глаза на каждом шагу. Оно чувствовалось в лодках, плывущих по реке, в движении путников по трактам, популярным песенкам, в лицах неприкаянных самураев, ищущих работу.

Замок в Фусими обновлялся. Горами лежали глыбы скальной породы, которые выгружали с барж на берег. Некоторые в высоту были больше человеческого роста. Казалось, они плавятся под палящим солнцем. По календарю уже наступила осень, но испепеляющая жара напоминала дни, следующие за сезоном дождей в начале лета.

Ивы у моста покрылись белесым налетом. Большая стрекоза металась зигзагами от реки к маленькому домику на берегу. Крыши деревянных домов, которые по вечерам свет фонарей окрашивал в пастельные тона, сейчас были неприглядными, пыльно-серыми. Двое рабочих, наслаждаясь получасовым отдыхом от каторжного труда, растянулись на каменном кубе под полуденным солнцем. Они обсуждали тему, волновавшую всех.

– Думаешь, еще одна война будет?

– Не сомневаюсь. Похоже, никто не имеет достаточно сил, чтобы держать все в руках.

– Вот-вот. Военачальники в Осаке набирают в войско всех ронинов без разбору.

– И будут. Громко говорить об этом не нужно, но я слышал, что Токугава покупает оружие и боеприпасы с заморских кораблей.

– Так почему же Иэясу выдает за Хидэёри свою внучку Сэнхимэ?

– Кто ж его знает? Он ничего просто так не делает. Нам, простолюдинам, никогда не уразуметь, что у Иэясу на уме.

Мухи жужжали над рабочими. Облепили и пару волов, впряженных в пустую телегу для перевозки бревен. Животные тупо жевали жвачку под палящим солнцем.

Простые поденщики не знали истинной причины ремонта замка. Они считали, что Иэясу намерен в нем жить. На самом деле ремонт являлся частью обширной строительной программы, которой уделялось серьезное внимание в государственных планах Токугавы. Большое строительство велось также в Эдо, Нагое, Суруге, Хиконэ, Оцу и в десятке других замковых городов. Оно преследовало прежде всего политические цели, поскольку один из способов Иэясу держать феодалов под контролем заключался в том, чтобы принудить их к строительству. Никто не осмеливался отказать сёгуну, поэтому удельные князья-союзники не имели теперь времени на заговоры. Бывшие враги Иэясу в битве при Сэкигахаре лишались значительной части своих доходов. Правительство также стремилось получить поддержку у простого народа, который имел прямую или косвенную выгоду от масштабных работ. В одном только Фусими почти тысяча человек расширяли каменные укрепления, и в окрестности замка валом повалили коробейники, продажные женщины и оводы, что безошибочно свидетельствует о процветании. Народ радовался хорошим временам, пришедшим вместе с Иэясу, а купцы лелеяли мечту, что процветание завершится новой войной, которая принесет им громадные барыши. В город завозили множество товаров, значительную часть которых составляло военное снаряжение. Крупные торговые дома быстро смекнули прибыльность военных поставок.

Горожане уже забыли старые добрые времена, когда правил Хидэёси, и теперь их занимала мысль о днях грядущих. Им было безразлично, кто стоит у власти. Пока удовлетворялись их обыденные потребности, они не роптали. Иэясу не обманул их ожиданий, ухитрившись оделить каждого ребенка гостинцем, разумеется, не из собственных средств, а за счет вероятных противников.

Иэясу вводил новую систему контроля в сельском хозяйстве. Местные землевладельцы лишились неограниченной власти над своими подданными и права отправлять крестьян на заработки. Отныне крестьянину предписывалось обрабатывать свою землю, не отвлекаясь на отхожие промыслы. Крестьян полагалось держать вне политики, воспитывая в них безусловное подчинение властям.

Иэясу полагал, что разумный правитель не допустит обнищания крестьянина, но в то же время должен строго держать его в рамках крестьянского сословия. Эта политика была призвана увековечить власть Токугавы. Ни горожане, ни крестьяне, ни даймё не замечали, как их постепенно загоняют в феодальную систему, которая свяжет их по рукам и ногам. Никто не задумывался, что из этого выйдет через сто лет. Никто, кроме Иэясу.

Люди, ремонтировавшие замок Фусими, тоже не помышляли о завтрашнем дне. Важно прожить сегодняшний день, и чем быстрее он пройдет, тем лучше. Они толковали о войне, но разразись она, им не было бы дела до грандиозных планов сохранения мира и процветания народа. Их положение в любом случае не станет намного хуже теперешнего.

– Арбуз! Кому арбуз? – выкрикивала крестьянская девочка, всегда появлявшаяся здесь в это время.

Арбуз купили несколько человек, которые играли в монету в тени каменной глыбы. Девочка переходила от группы к группе, весело выкрикивая: