Маргита Фигули - Вавилон

— Нанаи! — выговорил Набусардар и, словно подхваченный ветром, кинулся к лестнице, ведущей в верхние покои.

С замирающим сердцем устремилась девушка ему навстречу. Легкокрылым мотыльком, легким облачком летела она, едва касаясь ступеней. Мысли у нее звенели, точно веселые бубенцы потешников. Любовь раскрыла свои лепестки, обнажив ликующее сердце Нанаи.

Она подбежала к нему и обвила его шею. Набусардар обнял ее и крепко прижал к груди. Обеими руками гладил он ее волосы, вплетая пальцы в их пряди.

— Нанаи, дорогая, любовь моя, жизнь моя…

— Благословение Энлилю — ты вернулся… — проговорила она.

— Любовь моя, жизнь моя… жизнь моя, любовь моя, — шептал он, ей в лицо, не зная, какое из этих слов вернее выражает переполнявшее его чувство. Вдруг он запнулся: — Это правда, будто Устига хотел лишить тебя самого прекрасного, что есть на Свете, и дал тебе яд?

— Я обо всем расскажу тебе, мой милый.

Обнявшись, поднимались они по лестнице, и Нанаи тихонько исповедовалась ему:

— Как-то во дворце появился незнакомый человек. Он назвался певцом и сказал, будто ты послал его ко мне. И я по глупости и со страху поверила его вздорным предостережениям. А когда увидела Устигу в корчах, то решила, что он умирает, и испугалась, неразумная, как бы боги в отместку не отняли жизнь у тебя. Я хотела смирить гнев богов и спасти тебя ценою собственной жизни, принять яд. Устига говорил, что у него в поле зашит мешочек с ядом. Но я не по его понуждению, а по своей воле хотела уйти в царство теней. Да только боги судили иначе; оба мы живы и я могу обнять тебя. О, я могу обнять тебя и смиренно прошу — будь милосерден к Устиге.

— Ты все еще любишь его, Нанаи? Сильно, сильнее, чем Набусардара?

— Одного тебя, мой победитель.

— Только потому, что я победитель? А что, если бы им стал Устига, — кого бы ты избрала тогда?

— Клянусь незапятнанной честью рода Гамаданов: что бы ни случилось — я буду любить одного тебя.

— Ты произнесла это с такой грустью, Нанаи, любовь моя…

— Я говорю это с грустью, потому что многое из того, с чем сталкиваемся мы на дороге жизни, нам неподвластно. Страдания персидского князя заставляют меня страдать, хоть я и понимаю, что ты держишь его в заточении как недруга Вавилонии и не вправе выпустить, пока мы враждуем с персами. Но прошу тебя об одном, Набусардар, не отправляй его обратно в подземелье! Там ужасно, там слишком ужасно даже для убийц и диких зверей. Оставь его в верхних покоях. Пусть и у него будет немного свежего воздуха и солнца.

— Ты любишь его, Нанаи! — Набусардар холодно посмотрел на нее.

— О, если бы ты мог заглянуть в мое сердце, сомнения твои рассеялись бы, мой дорогой.

На повороте лестницы они остановились передохнуть.

Тревога и опасения, связанные с Устигой, не покидали Набусардара, хотя он и не придал особого значения высеченному на перстне приказу Кира, — враг ведь отступил от стен Вавилона! Он лишь распорядился усилить стражу во дворце и набить двойную решетку на окне комнаты, где лежал Устига.

Затем все сошлись в кабинете Набусардара для дружеской беседы.

Первым заговорил Гедека, осведомившись, долго ли еще будет бесноваться демон войны.

— Я не случайно приехал, — оживился Набусардар, — персы отступают, и надо полагать — войне скоро конец.

— Конец? — воскликнула Нанаи, и слезы радости зазвенели в ее голосе.

— Полагаю, что так, хотя твердой уверенности у меня нет. Персидское войско отошло от стен Вавилона — это правда, лишь несколько отрядов закрепилось на подступах к городу — возможно, для того, чтобы прикрыть отступление основных сил.

— Господин, — разрыдалась Тека, — все, что прикопила я, служа твоему роду, я с благодарностью приношу в жертву богам.

— Не надо спешить, — остановил ее верховный военачальник, — хотя его величество Валтасар первым ступил на сей ложный путь… Люди в Вавилоне не помнят себя от радости — пляшут, поют, кричат. На улицы выкатили бочки с вином, пьют без удержу. Царь заразился веселостью гуляк и приказал в честь победы устроить пир, еще невиданный в Вавилоне. Я предостерегал его, говорил, что рано. Да он заупрямился, закапризничал, как всегда. Говорит, в такой день никому ни в чем не будет отказа, вино, как воды Евфрата, потечет через весь Город Городов. Солдаты будут угощаться заодно с горожанами — в домах, на площадях, в садах и на улицах. Женщины будут ублажать победителей.

— Господин мой… — Испуг мелькнул в глазах Нанаи.

Набусардар нахмурился.

— А самые красивые должны принадлежать царю, дорогая, — с суровой горькой усмешкой добавил Набусардар. — Вот какой чести могут тебя удостоить!

— О, ради Энлиля, — ужаснулась она, — ради священного Энлиля, творца вселенной…

Услыхав о причуде царя, Тека задрожала. Она была свидетельницей великой любви. Набусардара к Нанаи и понимала, что творится в душе ее господина.

Прихоть Валтасара ошеломила и Гедеку, но, храня спокойствие, он сказал:

— Если царь остановит свой выбор на Нанаи, я берусь подыскать продажную женщину, внешне похожую на твою избранницу, светлейший, пусть та за золото подарит царю свое тело и ласки. Лишь бы Валтасар не догадался о подвохе! Если нет у него почтения к тому, кто два года защищал Вавилон и его самого, то поделом ему быть обманутым.

— Нет, мастер, — возразил военачальник. — Довольно обмана и лжи. Нанаи станет моей законной женой. Царь должен это осознать. За победу над персами я не потребую иной награды, кроме благородного титула для дочери Гамадана. Награды будут присуждаться в день праздника. Вот тогда я испрошу у царя позволенья, чтобы Нанаи в соответствии с законом могла стать спутницей моей жизни. — Набусардар задумался. — Правда, однажды царь отказал мне, но я не хочу обходить закон.

— Извини меня, светлейший, но, пожалуй, в таком деле хитрость надежнее просьбы, — возразил Гедека. — На сей раз я советую тебе прибегнуть к ней, хотя, как ты знаешь, сердцу моему всегда чуждо было лукавство. Я не верю в великодушие нашего государя, и мне жаль Нанаи.

— Или сам испроси у Иштар милостей любви, — подала голос Тека, умоляюще глядя на господина. — Пусть она благословит тебя. Совладав с двумястами тысячами персов, неужто не переспоришь ты халдейского владыку?!

В душе он разделял ее мнение, но вслух произнес:

— Я надеюсь, выход найдется. Спасибо вам за попечение о моем дворце и самом дорогом для меня сокровище.

При этом он взглянул на Нанаи и погладил ее сложенные на коленях руки.

— Спасибо за радение и верность. Расспросив каждого о житье-бытье, Набусардар вскоре отпустил всех.

Когда они остались наедине, Нанаи сказала:

— Ты невесел и печален, мой победитель. Ты так грустишь, будто персы овладели Вавилоном. А ведь мы давно не виделись и тяжкое время пережили в разлуке. Радуйся же нашей встрече в вольном краю.