Маргита Фигули - Вавилон

Рассыпая угрозы, злобно сверкая глазами, покинул он Борсиппу и поспешил в свой вавилонский дворец, который отличался истинно княжеской роскошью и где госпожой была Телкиза. Отсюда он собирался отправиться прямо на совещание, час которого неумолимо приближался.

Не один Набусардар, но и весь царский дворец был охвачен необычайным волнением. О совещании шептались во всех уголках Муджалибы. С утра во дворце только и было разговору что о совещании, к нему готовились все невольники, повара, водоносы, садовники, пажи, царские чиновники, царские советники и сам царь.

Больше всего волновало оно женскую половину дворца, где наложницы царя — а их было без малого около тысячи — коротали минуты вынужденной верности в сплетнях и развлечениях. Все они, ради подарков и золота, соперничали между собой в борьбе за благосклонность и любовь Валтасара, однако любая из них не задумываясь, готова была ему изменить. Их любовь к повелителю была лицемерной, и не одна из них втайне вздыхала о победоносном Набусардаре. Вечные пленницы золоченой тюрьмы, они мечтали о сильных мужских ласках, на которые изнуренный сладострастием царь был неспособен. Пренебрегая угрозой смерти, наложницы царя изыскивали всевозможные лазейки, чтобы обмануть своего повелителя. И по крайней мере, мысленно каждая из них изменила ему бесчисленное множество раз.

Одна царица верно и свято соблюдала свой супружеский долг, и царь несправедливо подозревал ее в любовных интригах с еврейским пророком Даниилом.

Накануне важных государственных событий царица не отпускала Даниила от себя. Она искала опору в его мудрости и щедром на доброту сердце. Царица чувствовала грозящую со стороны Кира опасность и тревожилась за судьбу державы. Она перебирала в памяти все виденные ею вещие сны и требовала от пророка их толкования. Кто же, как не он со своей премудростью, объяснит скрытый смысл вещей и предскажет неведомое?

В тревоге расхаживала она перед ним. Каждый ее жест выдавал не покидавшее ее ни на миг волнение. Картины расправы торжествующего врага над побежденными преследовали ее. Она затыкала уши, чтобы не слышать рыданий, которыми будет охвачен Вавилон, прикрывала ладонями глаза, чтобы не видеть усеянные трупами улицы и крыши домов. Собрав всю свою волю, она отгоняла эти видения и твердила себе усвоенное еще с детства, что Вавилон непобедим. Напрасно она утешала себя, чувствуя, насколько призрачны ее надежды. Единственной ее поддержкой был Даниил.

— Друг мой, — сказала она ему, — я все больше падаю духом. В особенности с тех пор, как и ты стал считать персидскую опасность весьма серьезной. Твои доводы столь основательны, что только глупец может в них сомневаться. И тем не менее я желала бы предотвратить опустошительную войну и кровопролитие. Я желала бы спасти Халдейское царство. Подумаем над этим вместе, друг мой.

Она села на покрытую шелком скамеечку и Даниилу приказала сесть.

— В последнее время охватило меня отчаяние, хотя это и не достойно царицы, — заметила она высокомерно, — но, по-видимому, цари тоже всего лишь люди; отчаяние подсказало мне принять веру в твоего бога, если он спасет царство. Я готова молиться ему и одарить его золотом. Сколько нужно твоему богу?

По лицу Даниила пробежала тень. Он старался сдержать себя.

— О царица, — укоризненно покачал головой Даниил. — Ты должна принести не золото, а чистое сердце и чистую душу. Ты обязана не перед богом, а перед жизнью.

— Я не понимаю тебя, Даниил.

— Научись отличать хорошее от дурного.

— Но каким образом я могу отличить чистую душу от низменной, доброе сердце от злого? — с недоумением возразила царица. — Сердце недоступно глазу, и душа невидима.

Даниил улыбнулся.

— Сердца людские подобны колодцам, со дна которых бьют ключи — прозрачные или мутные. О колодцах мы судим по их ключам. Сердце же людей распознаем по их деяниям. От чистого сердца исходят деяния чистые и добрые, от злого — деяния грязные и злые. Нет, ваше величество, ничто на свете не укроется от нашего взора и ничто не устоит перед нашей волей, было бы только желание видеть и действовать.

Она не могла согласиться с ним, слова пророка раздражали ее. К тому же он отвлекал ее внимание от главной цели. Разве мало того, что она, повелительница Халдейского царства, снизошла до признания Ягве? Что еще нужно от нее этому богу нищих пленников? Ведь даже евреи знатного происхождения отступаются от него и начинают поклоняться Мардуку. В ней возмущалась гордыня, которую она не могла подавить в себе даже в преддверии тяжких испытаний.

Она резко встала и подозрительно взглянула в лицо Даниилу. Потом недовольно сказала:

— Ты утверждаешь, что ничто не укрывается от людского взора. В таком случае я хочу увидеть твоего бога, если он существует.

— Я не солгал тебе, он жив в нашей совести.

— Ты говоришь, что совесть пробуждает человеколюбие. Так ведь и я из человеколюбия хочу спасти державу. Разве этого мало?

— Спроси свое сердце с пристрастием, царица, и ты увидишь, что не для народа, а для себя печешься ты о спасении царства, ибо приятно сознавать себя могущественной повелительницей. Если бы ты пеклась о благе народа, ты приказала бы отворить царские житницы и раздала зерно голодающим, приказала бы открыть бочки с оливковым маслом из дворцовых запасов и разлила его по пустым кувшинам вавилонской бедноты. Если бы ты пеклась о народе, ты разделила бы царские угодья между безземельными крестьянами и снизила высокие налоги. Только халдейский люд поможет тебе спасти державу, если ты освободишь его от рабского ига, в противном случае взор твоего народа будет устремлен за Евфрат, где стоит со своей армией Кир, в котором он видит избавителя.

— Если верить твоим словам, правительницы израильские и иудейские так именно и поступали. Однако народ в твоем отечестве был порабощен, как и в плену у вавилонян, — сказала она и оперлась рукой о стол эбенового дерева, словно под тяжестью свалившихся на нее забот.

— Ты права, — подчеркивая каждое слово, ответил Даниил; — Царь, жрецы и знать живут в роскоши и изобилии, а народ, нагой и голодный, надрывается на принудительных работах под бичами надсмотрщиков, поставленных царем, жрецами и знатью. Не в одном Вавилоне, но и у евреев так было. Однако все имеет свое начало и свой конец. Кто притесняет других, кто обрекает людей на нищету и голод, тот — запомни это, царица, — готовит бич для самого себя и сам узнает однажды нищету и невзгоды.

«Если справедливы слова Даниила, — подумала она, — то иерусалимская знать должна бы понести кару за свои преступления и жить в Вавилоне хуже последних невольников, — но это не так! Они нашли пути к богатству и в Халдейском царстве, слились с вавилонской знатью, расположили к себе жрецов, потому что, мол, не только Ягве, но и Мардук благоволит им. Во время своего царствования Набонид многим евреям дал высокие посты при дворе. Они нажили состояние, понастроили себе дворцов не хуже, чем у халдеев, носят роскошные одежды, живут на широкую ногу, приносят дары богам Вавилона и развлекаются в священных рощах богини сладострастия, как и халдеи». Высказав это Даниилу, она заключила: