Семен Скляренко - Владимир

Может, князь Владимир простыл на ветру, а в хижине было тихо, может, после длинного, шумного, яростного боя его поразил покой в этом уголке? Сам князь Владимир не знал, что с ним, не понимал, почему остановился и стоит у порога, не мог сдвинуться с места: странное, непонятное чувство охватило его.

– Кто там? – прозвучал внезапно в хижине голос.

Вздрогнув, словно очнувшись от видений, князь Владимир посмотрел на остывший очаг и увидел за ним лицо старого седого человека, удивленные, словно испуганные глаза, прикованные к нему.

– Владимир, сын Святослава, – ответил князь.

И еще увидел князь Владимир, как вдруг старик, лежащий на соломе за очагом, поднимается, встает, страшно бледный, с глубокой раной на лбу, босой, в белых ноговицах и белой сорочке, смотрит воспаленными, блестящими глазами на князя Владимира, и несколько крупных слез выступают на его глазах, быстро текут по щекам и, как единственная и последняя жертва, какую он еще мог принести, падают на очаг его предков.

– Такой же, как и отец твой Святослав! Люб ты мне, князь Владимир!… Кланяюсь тебе! – произнес Микула.

– Но кто ты еси? – громко спросил князь Владимир. – И почему ты весь в крови, раненый?

– Я Микула, сын Анта, внук старейшины Воика и сам старейшина по слову моего отца, – отвечал старик. – Только ныне уже старейшин нет, Ярополк нарушил старый закон и покон, меня ранили его воины, когда мы их преследовали, чтобы помочь тебе, Владимир-княже. Но теперь мне не больно, не бойся, не бойся меня, княже.

Он и в самом деле не чувствовал боли, у него прибыло сил, он твердо стоял на ногах.

– А отца твоего, князя Святослава, я знаю, помню, – говорил Микула. – Мы с ним вместе воевали, на самом Дунае были… Ромеи, о, они и доселе, должно быть, помнят наши мечи! На острове Хортица мы с твоим отцом в последнюю ночь беседовали, и умер он на моих глазах…

Микула умолк, потому что ему было трудно дышать, у него подкашивались ноги, но он хотел выстоять и сказать все, о чем думал.

– Потому-то я и против Ярополка пошел… Ты, княже, слышишь наше слово, мы с тобой против Ярополка. Вот только горе у меня, жены не стало, Висты, убили ее люди Ярополка…

Князь Владимир посмотрел туда, куда был направлен взгляд Микулы, и увидел у стены тело мертвой женщины, посаженной, по обычаю, лицом к порогу.

– Я похороню ее, – сдерживая слезы, говорил Микула, -до захода солнца, чтобы душа ее еще засветло попала на Пе-руновы луга… А сам? Что у меня осталось? Нет жены, дочь моя Малуша…

Он не договорил, умолк, схватился вдруг за сердце.

– Малуша! – крикнул князь. – Обожди, человече, поживи, поживи еще, Микула! Что за дочь у тебя Малуша, где она?

Микула не ответил Владимиру. Казалось, он хотел что-то сказать, но не мог, кровь сразу отхлынула от его лица, глаза устремились за дверь, на Днепр и луга… Вытянув вперед руки, он пошатнулся, рухнул на пол, замер.

Князь Владимир молчал. В хижине настала невероятная тишина, стало холодно, пусто, как бывает, если человек внезапно теряет самое дорогое.

В тишине князь Владимир шагнул вперед, остановился над умершим, снял со своей шеи золотую гривну и положил ее на грудь Микулы.

– Мужики мои! – обратился он к старшине и гридням, вошедшим в хижину. – Вот лежит воин Микула, сын старейшины Анта, а вот жена его Виста. Мы похороним их тут за городищем, где лежат наши предки, по старому покону, его, как воина и старейшину, с мечом, щитом и золотой гривной.

Там, в белых песках под Любечем, лежат поныне кости воина Микулы, рядом с ним меч и щит, в ногах верная жена, что носила в мире имя Висты… Вечная им память!

Все быстрее бежал после любечского побоища в Киев князь Ярополк с дружиной. По обоим берегам и в поле шли его пешие полки. Лодии с воинством, которых все время настигали варяги, нанося им большой урон, днем и ночью неслись по Днепру, конное войско прикрывало тыл.

Воеводы советовали Ярополку остановить свое воинство, принять бой сначала в устье Припяти, потом – Тетерева, наконец, возле Вышгорода, но он, раздраженный, сердитый, поглядывая на голые песчаные отмели, прибрежный лозняк, лодии, плывущие по Днепру, велел войску отступать все дальше и дальше, сам мчался на коне впереди старшей дружины.

Рядом с князем все время скакал воевода Блюд.

– Воевода мой! – говорил Ярополк, когда они, отстав от дружины, медленно ехали зеленым лугом вдоль берега Днепра. – Скажи мне, почему и как случилось все под Любе-чем? Мы собрали лучших воинов земель, их вели самые опытные воеводы, победа должна была быть на нашей стороне, мы побеждали, полки Владимира уже дрогнули, близок был и конец сечи. Я, только я должен был победить.

– Сын рабыни вельми хитер, – остановив коня, отвечал Блюд. – Он ведет за собой языческую полунощную силу, она стоит за старый закон, ему, робичичу, помогают смерды…

– Послушай, воевода! Но ведь смерды суть повсюду… Я боюсь уже и за Киев…

– О нет, княже, – возражал Блюд. – За Киев беспокоить не приходится. Против Владимира встанет вся Гора, Подол и Оболонь нам тоже помогут. Уверен я, что на помощь нам идут уже и печенеги, а княгиня Юлия, надеюсь, не напрасно сидит в Киеве – нам должны помочь и, без сомнения, помогут императоры ромеев.

– И то правда, – соглашается Ярополк. – Сидеть на одном столе, находиться под рукой Владимира вовек не буду. Скорей же в Киев, воевода, встанем там, отобьем набег с полунощи. А когда одолею Владимира, о, тогда я наведу порядок по всей земле, я покажу робичичам старый закон и покон…

Свирепый, разъяренный князь Ярополк бьет коня, вместе с воеводой мчится все дальше и дальше.

К вечеру третьего дня князь Ярополк со старшей дружиной доскакал до Киева и остановился на опушке леса у Ще-кавицы.

В этот предвечерний час здесь, на Щекавице, было необычайно тихо, изредка только в лесу перекликались удоды и кукушки, тишина великая стояла по всей широкой долине, на Подоле и Оболони, где, куда ни кинь глазом, рассыпались хижины и землянки смердов.

Над Подолом высилась твердыня киевских князей – Гора, с черной деревянной стеной, кленами, взлетавшими к темно-синему небу, крышами теремов, сиявшими в лучах вечернего солнца, – там тоже было тихо.

С каждым часом все больше приближались войска Яро-полка. За ними поспешали воины князя Владимира. Тут, на подступах к городу, они остановятся, тут скоро запоют тоскливо стрелы, зазвенят мечи, раздастся стук щитов, тут будет жестокая сеча, реками потечет кровь…

Должно быть, поэтому побледнело лицо князя Яропол-ка, тревожно забилось сердце в груди, рука сжала и туго натянула конский повод…

– Вот здесь, княже, – шепчет воевода Блюд, удерживая своего коня рядом с Ярополком, – нужно остановиться… Город Киев готов к брани, наши воины опрокинут полки Владимировы…