Семен Скляренко - Владимир

– Тогда пойдем! – поднимается Давило. – Вон там мы соберемся сейчас, – он указывает рукой в темноту, – там, на кручах. Пойдем, Тур!

Воины верхних земель продвигались к Киеву, растянувшись полукругом от Остра до самого Белгорода. Порой на них нападали Ярополковы дружины, но они уже не сражались открыто, как под Любечем, избегали встреч в чистом поле, прятались в лесах и налетали темными ночами, стараясь ударить по воинам Владимира сзади.

Но ничто не могло удержать воинство князя Владимира, оно растекалось вокруг над Днепром и Десной, как весенние воды. Пал Остер, Вышгород, Белгород, передовые отряды уже видели Киев, за ними шли и шли полки.

Князь Владимир велит поставить свой шатер на горе за Щекавицей, а полкам остановиться между Дорогожичами и Оболонью. День и второй Владимир старается пробить копьями валы на Глубочище, его воины спускаются с нижнего вала в овраг, где пенится ручей, переходят его, взбираются на верхний вал, рубят колья, уничтожают воинов Ярополка.

Это страшные дни, ибо, когда начинается сеча и воины сходятся грудь с грудью, кровь течет по земле, стекает в Сн-томлю и Глубочицу, вливается в Почайну.

Это страшные дни, ибо Ярополк, не надеясь на дружину, поднимает земское войско, княжьи гридни гонят с Подола, из предградья, с Оболони всех мужей – стариков, молодых и совсем юных – на валы, во рвы, на верную смерть.

А на самой Горе день и ночь подняты мосты, заперты ворота. Если кто нибудь приезжает на Гору, стража долго смотрит с высоких башен и через бойницы в стенах и только после этого опускает мосты, открывает ворота. Если кто-нибудь выходит с Горы, за ним сразу запираются ворота.

Гора шумит, гудит, как раздраженный улей, сюда съехались не только киевские, но из многих земель и городов во-лостелины, посадники, воеводы, тиуны, мужи лучшие и нарочитые. Гора напоминает большой лагерь: повсюду стоят нагруженные всяческим добром возы, ржут кони, ревут волы, суетятся смерды, кормят и поят скот, а по ночам стерегут добро. Особенно тяжко на Горе по ночам. Ворота заперты, мосты подняты, стража стоит на стенах, вглядывается в темноту, но каждому чудится, что там, внизу, поднимается и нарастает шум. Может, коварный враг уже ползет на го-родницу? Кто там крикнул у Перевесищанских ворот? Почему скрипят жеравцы на воротах с Подола? Князь Ярополк тоже не спит. Он беспокойно ходит в темноте – то посидит в Золотой палате, то выйдет в палату Людскую, спускается в сени, выглядывает в окна, прислушивается к малейшему шуму снаружи, к каждому голосу в переходах терема.

Шаги слышны на лестнице. Кто-то зовет князя. Что случилось поздней ночью на Горе?

То возвратился с Подола Блюд, он находит князя, они идут вместе темными переходами, входят в палату.

Блюд высекает огонь, зажигает свечу и ставит ее в уголке на пол.

– Что скажешь, воевода? – спрашивает Ярополк. Блюд тяжело вздыхает и медленно говорит:

– Печальные вести на сей раз у меня, княже.

– Они прорвали валы?

– Нет, княже, они еще не прорвали валов, боюсь, что прорывать их будут с двух сторон…

– Я не понимаю, что ты говоришь, воевода.

Блюд понижает голос, наклоняется к самому уху князя, шепчет:

– Неспокойно на Подоле и в предградье, говорят, киевляне собираются по ночам, уже имеют оружие.

– Так ловить их, уничтожать, аки псов.

– Ой, княже, княже! Коли бы сила, я уже давно б всех их выловил. Мои люди ходят повсюду по Подолу, Оболони, предградью, но никого не могут поймать.

– Сжечь! – вырывается у Ярополка. – Слышишь, воевода, ох, как бы хотел я сжечь весь Подол, предградье и даже Гору, только бы все это не досталось Владимиру.

– Так-то так! Сыну рабыни лучше всего было бы оставить только угли да пепел, только сами мы как же?

Воевода долго молчит, глядя в окно, сквозь которое видны огни за Щекавицей в стане Владимира, потом говорит:

– Думаю, князь, что нам нужно покинуть Киев. Мы пойдем в Родню, там Владимир нас не одолеет, там встретим печенегов, дождемся помощи от ромеев.

– Бежать в Родню? Оставить стол предков, Гору?

– Не думай, княже, что Гора так радостно встретит Владимира. Кто он? Язычник, сын рабыни!… Еще покойный князь Святослав хотел посадить его на киевский стол, но Гора не его, а тебя попросила княжить. И он ушел к лопатникам, к новгородцам. И теперь Гора встретит его как сына рабыни…

Худое, измученное лицо Ярополка болезненно дергалось. Он сделал несколько шагов по светлице, и в тишине терема шаги его отдавались громом.

Бежать в Родню?

Воинство Ярополка несколько дней и ночей бежало из Киева. Полк за полком, тысяча за тысячей воины, собранные из земель Северской, Древлянской, Полянской, княжьи гридни выходили из Киева тайком, по ночам, пробирались лесами и оврагами вдоль Днепра до Триполья, там собирались, ждали князя с дружиной.

Уходили из Киева не только воины – вместе с ними на возах, запряженных лошадьми и волами, нагрузив туда всяческое добро, удирали из города воеводы, мужи лучшие и нарочитые, тиуны и ябедники, купцы.

В одну из ночей Ярополк отправил из Киева жену свою Юлию, она ехала в закрытом возке, ее охраняло несколько сот всадников, гридней князя.

Это было очень опасное, рискованное бегство: в городе и на валах у Щекавицы оставалось совсем немного полков, воины князя Владимира легко теперь могли прорвать оборону, копьем взять Киев.

Но князь Ярополк и его старшая дружина были к этому готовы, они не жалели людей, сидевших во рвах над Щека* вицей, вокруг города на холмах, на берегу Почайны и на самой Горе, – то были обреченные люди, они должны были умереть ради того, чтобы жив остался князь.

Сам же Ярополк и его дружина делали все для того, чтобы спасти собственную жизнь: на берегу Почайны стояли снаряженные в путь лодии, на них день и ночь с веслами в руках сидели гребцы, в конюшнях на Горе все время стояли оседланные кони, несколько сот гридней ждали у ворот, чтобы сопровождать князя на лодиях или верхом.

Так наступила последняя ночь. Князь не спал. В тереме царила тишина, нигде не горели огни, одинокий светильник мигал в сенях, где столпилась старшая дружина и куда непрестанно прибывали гонцы с Подола. Они сообщали, что на валах тихо, в стане Владимира ничего не слышно…

Много, очень много хлопот было у воеводы Блюда. Вывезти бояр, мужей лучших Горы, снять с валов в предградье и послать вдоль Днепра воинов, – хорошо, что Блюд заранее обо всем позаботился, все подготовил. Но досталось ему и в эту ночь…

Всю свою жизнь Блюд заботился, так думали люди, о ком-то: о князьях, княжичах, Горе. На самом же деле думал он только о себе.

Даже жену свою Блюд не любил, а детей у него не было, о ком же мог беспокоиться и заботиться воевода?