Семен Скляренко - Владимир

В просторной палате, где горел трисвечник, князя встретил старый священник Григорий, который еще в давние времена служил княгине Ольге; привез его сюда Волчий Хвост. Григорий сидел за столом, на котором лежали перга-менты, и поднялся только, когда князь переступил порог покоя.

– Поклон тебе, княже! Что привело тебя сюда в этот поздний час и зачем я тебе нужен?

Князь Владимир ответил на приветствие и сел на лавку. Священник вернулся к своему креслу за столом.

Вся обстановка – желтые огни трисвечника, пергаменты на столе, спокойное лицо седовласого священника, а более всего его глаза успокаивали князя и побуждали к чистосердечной, искренней беседе.

– Хочу вести речь с тобой о душе и вере, отче, – сказал князь.

– Всяк, кто приходит ко мне, – ответил священник, – глаголет о душе и вере, и я охотно помогаю им. И ты, княже, говори откровенно – тут лишь ты, да я, да еще Бог.

– Сказать хочу и про Русь. – Князь Владимир поднял руку и указал на темное окно: – Вон она стоит тут, и далее, далее, повсюду вокруг… Люблю ее, отче, вспоила она меня и вскормила, потому никогда не жалел я ради нее ни сил, ни крови, ни жизни, молился и верил ее богам, как отец мой, деды и прадеды-князья.

– Ведаю, княже, все ведаю, все знаю, – согласился священник.

– Но что сталось? – продолжал князь Владимир. – Почему неспокойна моя земля и ее люди? Почему раздирают их усобицы и страсти, нет согласия в землях, в городе Киеве, на Горе? И нет такожде покоя в моей душе, нет веры… Куда иду, куда должен вести людей своих?

Он умолк, видимо вспоминая минувшую вереницу лет.

– Я искал, верь мне, долго и упорно искал веру, ко мне приходили булгары с Волги, которые молятся Бахмуту, иудеи из Хазарии, благовестники римского папы… Я сказал им прямо – не верю, не могу верить в богов ваших.

– Ведомы мне все твои сомнения и дерзания, – священник поднял голову, – и я долго, терпеливо тебя ждал, ибо знал, что нигде ты не обретешь и ни у кого не примешь веры: она давно пришла и утвердилась на Руси, княже…

И священник, словно силясь что-то вспомнить, продолжал:

– Давно знаю тебя, княже, еще с того времени, когда ты младенцем лежал в покоях княгини Ольги, а мы стояли с нею над тобой, уже в ту пору она хотела крестить тебя, готова была и купель, лежали Евангелие, крест, но твой отец Святослав не позволил.

Князь Владимир ловил каждое слово священника, а сам вспоминал другую, тоже давно прошедшую минуту, когда он стоял перед отцом и слушал его слова:

«А если, сын, придет время, когда отомрет покон отцов наших и люди отрекутся от Перуна и захотят Христа, ты не перечь им…»

– Так оно и пошло, – продолжал ровным, спокойным голосом священник. – Отец твой Святослав так, держась старой веры, и погиб. Ты всю свою жизнь исповедовал ту же веру…

– Ты осуждаешь меня, отче?

– Нет, – ответил, не задумываясь, священник и ласково улыбнулся, – ты делал, что мог, поступал согласно заветам отца, именно так ты должен был жить и трудиться… Я любил, – закончил священник, – твою бабку-христианку Ольгу, веротерпимого отца твоего Святослава. Как же мне не любить тебя – их внука и сына?!

– Спасибо, отче! – искренне поблагодарил Владимир.

– Нынче ты пришел ко мне с алчущей душой… Знаю, понимаю, вижу, княже! Хочешь, скажу… Не токмо тебе, всем людям Руси тяжело, не таков ныне мир, как прежде, не так живут люди, как встарь, многотрудной стала жизнь. Богатый радеет о своем гобине, бедный терпит голод и холод, но каждый хочет во что-то верить – в одной семье отец молится Перуну, а дети иному богу. И ты сам, имея богатство и власть, опору бояр, воевод, дружину, ты боишься жизни, не знаешь, как жить… Говори, княже, правда ли это?

Князь Владимир долго думал и наконец сказал:

– Так, отче, ныне мне страшно жить…

– А почему? – спросил священник и тут же ответил: -Жизнь изменилась и меняется, ее не остановишь, княже. Того, что было когда-то, уже нет, то, что существует ныне, таким уж останется во веки веков. И каждый человек хочет быть уверен, что здесь, на земле, все останется так, как есть: князю – свое, боярину – что положено, а убогому такожде Бог дал все – тело, руки, душу…

Широко раскрыв глаза, князь Владимир смотрел на священника.

– И все это не пришло само по себе, – тихим голосом продолжал Григорий, – создавая деревянных богов, человек уже боролся с ними, сии деревянные боги помогали издревле людям, однако ничего не могут сделать ныне, один Христос стоит на страже новой жизни, ибо он учит; нет на земле власти, аще не от Бога, Христос говорит – не укради, живи своим, бойся Бога, почитай князя.

Священник своими ясными глазами, казалось, заглядывал в самую душу князя.

– Аще человек принимает крещение, – не спеша говорил он, – Господь отпустит все грехи, содеянные им прежде, через купель человек вступает в новую жизнь… Аще нет жизни на земле, есть жизнь вечная, в раю на небе.

Глубокий вздох, точно стон, вырвался из груди Владимира.

– Затем и пришел к тебе, отче! – попросту сказал князь. -Не верую… Помоги моему неверию!

– Разумно делаешь, княже Владимир… Кабы вера христианская была худой, не приняла бы ее твоя бабка Ольга и множество людей русских.

Он накинул на шею епитрахиль, взял в руки Евангелие и крест.

– Купель готова, – промолвил священник. – Раздевайся, княже, ступай в нее…

Князь Владимир оглянулся на окна, на распахнутую дверь, за которой темнела фигура Волчьего Хвоста.

– Погоди, я погашу свечи, – прошептал священник, – довольно и одной.

В палате воцарился полумрак. Князь Владимир быстро разделся и стал в купель.

– Крещается во имя Бога Отца, Сына и Святого Духа…

На рассвете князь Владимир остановился у ворот Горы, слез с коня и отдал поводья Волчьему Хвосту.

Подождав у ворот, покуда Волчий Хвост не скрылся на Горе, князь двинулся вдоль стены и остановился на краю вала, который высился над днепровскими кручами.

Высоко в небе полыхала ярким светом денница, гасли звезды, восток бледнел; на Горе, Подоле, внизу вдоль берегов, где катил свои воды Днепр, – повсюду, как это бывает перед рассветом, царила необычная тишина, ночь прощалась с землею.

Эта ночь не прошла напрасно для князя Владимира. Произошло то, к чему он неизбежно шел. Языческая, древняя Русь жила еще вокруг него; совсем близко, рядом, чернели на требище деревянные идолы, которых он собрал со всех земель и велел поставить туда, но сам он – князь Руси – был уже не язычником, а христианином.

Князь задумался над тем, хорошо ли он поступил, приняв христианство, которого еще не приняли его люди? Он стоял с непокрытой головой, с неба падала роса на платно, на корзно, делая их жесткими и тяжелыми, ноги ощущали шедший от земли холодок.

«Правильно ли я поступил? – спросил себя князь. – Что скажут люди, ныне сущи на Руси и те, что придут на эти горы после меня?»