Семен Скляренко - Святослав

– Я знаю Иоанна, – ответил проэдр, – сына сановника Фе-одора, священника…

– Священник Иоанн всю жизнь славил Никифора, – сердито заметил император, – и сейчас пишет славословия на его гробнице… Все эти историографы – сторонники либо Константина, либо Никифора…

– Я слышал, что среди молодых диаконов святой Софии выделяется своим талантом Лев, родом из Азии, простого происхождения, но знаменитый своим красноречием.

– Очень хорошо, если он молод. А красноречие его вдохновят воинские подвиги ромеев. Позови Льва, поговори с ним и дай ему серебряную чернильницу. Пусть идет вместе с нами. Лев – диакон. Что ж? Пусть и он живет в веках! Империя должна знать свою историю.

Иоанн Цимисхий был еще далеко от Андрианополя, а в долине Марицы уже появились полководцы и виглы и вместе с ними вооруженные длинными веревками и шестами менсура-торы. Виглы рыскали по лесам и оврагам в поисках вражеских лазутчиков, а менсураторы, выбрав просторную равнину, к которой с двух сторон подходили леса, наметили, как разместить на ней стан.

Прежде всего они выбрали место для шатра императора в середине лагеря и там установили знамя. Отсюда отмерили веревками по тысяче оргий во все четыре стороны. Чтобы обозначить границы лагеря, натянули Между ними веревки.

А тем временем в долине уже появились тучи рыжей пыли. К месту будущего лагеря приближались оплиты, их было более десяти тысяч, и они сразу принялись копать широкий и глубокий ров, насыпать вал. Посреди вала и во рву они оставляли проходы – ворота, но, чтобы в лагерь не могли ворваться вражеские воины, и особенно конница, делали их подковообразными. Когда ров и валы были закончены, оплиты еще готовили «пустое место» за валом, куда могли залетать стрелы и камни, проложили болышге и малые дороги, а среди лагеря утрамбовали место для «царского стана». Там поставили шатры для императора, протовестиария, стольника и охраны.

Это был целый город, пока еще безлюдный. Но для его защиты сделано было еще не все, и сплиты установили вокруг рва через каждые десять оргий железные столбы, натянули между ними веревки и повесили колокольчики. А на поле, за рвом, вырыли повсюду ямы – костоломки, забив на дно их заостренные колья.

Пока заканчивалась работа, к лагерю уже подошло ромей-ское войско, вокруг царского шатра остановились и раскинули шатры полки императора, их окружила кольцом боевая конница, а дальше – таксиархии фем. Лагерь сразу ожил, зашумел, повсюду ржали кони, к небу поплыли дымки костров.

К вечеру прибыл император Иоанн Цимисхий, верхом на коне, в серебристом скарамангии, в легком шлеме, с золотым мечом у пояса. За императором спешили полководцы, а впереди и позади них скакали бессмертные.

И еще раз, поздней ночью, в келью Феофано вошел Вард Валент. Он был очень встревожен.

– Проэдр Василий велел увезти тебя сегодня с Прота, – сказал Вард. – Для бегства все готово, скедия стоит под скалой, Бог послал нам попутный ветер.

– Но как мы выберемся отсюда? – взволнованно спросила Феофано.

– Через это окно. – И Вард указал рукой.

– Сквозь решетку?… Но ведь там – скала, пропасть?

– Не бойся, василисса! Прутья я сейчас перепилю, а со мной веревочная лестница. Ты спустишься по ней, за тобою -я, а внизу ждут люди проэдра Василия.

– Нет, Вард, я не в силах спуститься по этой лестнице. Это безумие – ночь, ветер, скала! Я разобьюсь и полечу в бездну…

– Проэдр Василий повелел мне сказать, что император Иоанн вступил в брак с Феодорой, а сейчас выехал в Болгарию на брань.

Ошеломленная этим известием, Феофано на мгновение застыла на месте. В келье монастыря было тихо, тишина царила и в коридоре, откуда через дверное окошечко падала полоска желтоватого света, только сквозь зарешеченное окно, выходившее на море, долетали вой и свист ветра да где-то внизу, под скалами, бушевало, ревело и стонало неспокойное море.

– Та-а-ак! – тихо процедила, до боли стиснув зубы, Феофа-но. – Хорошо, Вард, я согласна. Я поеду в Константинополь. Но как быть с детьми? – задумчиво спросила она.

– Ты едешь к своим сыновьям, – ответил Вард. – Будем молиться, чтобы Бог защитил и твоих дочерей. А сейчас – скорее, василисса. В монастыре сегодня неспокойно: появились новые этериоты, возможно, Феодорауже действует…

– Правда, – вздрогнула Феофано, – принимайся, принимайся поскорее за дело. А я помолюсь…

Она направилась в угол кельи и опустилась на колени перед ложем, где спали ее дочери – Феофано и Анна… Вард Ва-лент завесил окошко в коридор, подошел к окну и за несколько минут перепилил железную решетку, согнул сильными руками прутья и прикрепил к ним веревочную лестницу.

– Все готово, василисса! – прошептал он и снял с дверного окошечка покрывало. – Иди сюда!

При слабом свете горевшего в коридоре светильника Вард увидел, как Феофано поднялась с колен, сделала шаг вперед, взяла что-то из ларя под столом и спрятала на груди. Потом подошла и остановилась у окна, над бездной

– Мне страшно! – Лицо ее побледнело, глаза расширились.

– Ты должна радоваться, василисса! Берись за эти веревки и смело спускайся по лестнице.

– Как страшно! – воскликнула она, все еще не решаясь.

Тогда Вард Валенд взял Феофано сильными руками, посадил на холодный камень окна и склонил свое горячее лицо к ее холодной щеке.

– Спасибо, Вард! Я отблагодарю тебя, – прошептала она и поцеловала этериота из Буколеона.

– Мне ничего не нужно, василисса! – ответил он и ловким движением заставил ее встать на лестницу, беспокойно поглядывая на оконце двери, откуда безбородый подавал какие-то знаки…

Феофано повисла над бездной, нащупала ступени, стала на них и, немного овладев собой, начала спускаться. Но как это было трудно! Вокруг стеной стояла ночь, свирепый ветер раскачивал лестницу. Единственно, что она чувствовала среди полного мрака, – толстые веревки лестницы, шаткие поперечины под ногами да еще порою, когда ветер с моря прижимал лестницу к скале, холодный, мокрый камень, которого она касалась пальцами.

Особенно страшно было думать Феофано о пропасти, в которую она спускалась. Казалось, ей не будет конца. Феофано смолоду была ловка, у нее были крепкие, сильные руки, и она лезла, как кошка. И все же быстро теряла силы, веревки резали ладони; ноги срывались со скользких поперечин и часто повисали в воздухе. Порою, когда ветер отбрасывал лестницу от скалы, Феофано чувствовала, что вот-вот либо полетит в бездну либо ударится и разобьется о камень. Ее все больше охватывало отчаяние, безумный страх сковывал пальцы, сводил ноги.

И возможно, в одну из таких минут Феофано выпустила бы из рук веревки, сорвалась и полетела в пропасть, как вдруг высоко-высоко над собой услыхала крик: