Семен Скляренко - Святослав

Малуша ничего ей не ответила, так как из трапезной в кухню вбежала вдруг ключница Ярина.

– Вы чего шепчетесь? – прикрикнула она на них. – Давайте ложки! Ты, Пракседа, наливай миски. Только живее, живее!

Так в это утро Малуше и не пришлось еще раз заглянуть в трапезную. Работы на кухне хватало.

Вскоре после этого Ярина захворала. Понятно, главной причиной ее болезни была старость, годы, но тут, видно, влияло и то, что началась осень, непогода, слякоть. Малуше каморка ключницы казалась раем, но Ярине с ее больными косточками уже следовало бы жить в тепле да на покое. Пускай не в теремах, хотя бы в тепле. В одну из ночей Ярина начала безудержно кашлять, горела как в огне.

Малуша ходила за старухой, всю ночь не спала, подавала ей воду, клала на голову мокрый убрус.

Поздней ночью ключница сказала:

– Должно быть, Малуша, придется тебе стать на мое место в трапезной.

– Что ты? Что ты? – попробовала ей возражать Малуша.

– Молчи! – сурово произнесла Ярина. – Знаю, что говорю. Скажи лучше: сумеешь ли?

– Если велишь, все сделаю.

И, лежа на своем твердом ложе, Ярина долго рассказывала, как надо входить в трапезную, кланяться князьям, подавать им кушанья.

Малуша сидела у постели, слушала и запоминала, хотя порой ей казалось, что ключница Ярина рассказывает все это не в твердой памяти, а бредит в тяжелом забытьи.

Однако, как только за стенами Горы начало светать, Ярина встала, оделась, помолилась и пошла в кухню. Малуша шла вслед за нею и, заметив, что ключница еле стоит на ногах, несколько раз подавала ей руку: она боялась, что старуха упадет.

Работать в этот день ключнице Ярине было очень трудно, И все произошло совсем не так, как думала Малуша.

Они все вместе вовремя приготовили еду. Когда князья вошли в трапезную, им, как и всегда, навстречу двинулась Ярина, но тут же обернулась и сказала:

– Малуша! Иди за мною и делай все так, как я велю. Малуша поняла, что ей придется выйти в трапезную, наскоро осмотрела себя и пошла следом за ключницей. В трапезной она остановилась у порога, низко, как учила ее Ярина, поклонилась княгине и княжичам, потом подняла голову.

Она впервые стояла так близко перед княгиней и княжичами. Было страшно, но Малуша заставила себя посмотреть в лицо княгине – увидела седые волосы, острый взгляд, сжатые губы.

– Как тебя зовут? – спросила княгиня.

– Малуша, – ответила девушка.

– Что ж, попробуй, – промолвила княгиня. – Наша Ярина больна, пускай уж возится там, на кухне, а ты подавай здесь, в трапезной.

Малуша еще раз низко поклонилась князьям.

И в этот день она делала все точно так, как Ярина, а может быть, и лучше, потому что долгое время наблюдала за старой ключницей; руки у Малуши были сильные, ноги быстрые.

Подавая кушанья и принимая посуду, Малуша вначале чувствовала на себе острый взгляд княгини Ольги, понимала, что та следит за нею. Девушка смущалась, дрожала, трепетала от страха, так как знала, что от одного неловкого движения, малейшей ошибки зависят ее жизнь и счастье. И все же она владела собою, быстро, ловко, легко, неслышно бегала из трапезной в кухню, носила блюда, принимала посуду. Наконец она заметила, что княгиня уже не следит за нею, и ей стало гораздо легче, спокойнее. А в конце трапезы княгиня обернулась к ней и сказала – словно гривну подарила:

– Видать, девица, ты сумеешь работать. Старайся и впредь.

И даже Ярина, сидевшая и отдыхавшая на кухне все время, пока ее молодая помощница прислуживала князьям, сказала ей, когда трапезная опустела и когда все они – Путша, Малуша, Пракседа – сели завтракать:

– Ну что же, Малка, урок ты выдержала. Так теперь и будет. И если бы ты знала, – добавила она, – как трудно рабыне попасть в трапезную и, главное, служить князьям'. Когда-то, при князе Олеге, когда я сюда пришла…

Ярина не закончила своих слов, потому что внезапно случилось что-то непонятное и странное: дворовая девушка Пракседа-переяславка, которая задумчиво сидела за столом и ела похлебку, выпустила из рук ложку, как-то странно всхлипнула, вскочила и опрометью выбежала из кухни.

Все смотрели ей вслед, а Малуша хотела взять кружку воды, чтобы дать Пракседе напиться.

– Она, видать, подавилась. Ключница Ярина покачала головой:

– Не надо… Она не подавилась. Тут не то, не то, Малуша! Но она так и не сказала, что сталось с Пракседой, а Малуша этого не понимала.

– Ты, Малка, об этом не думай, – только и сказала ключница. – Ты работаешь и будешь работать. Вот тебе ключи, ступай в клеть, принеси веприны и муки.

И она дала Малуше ключи от клетей. Это не испугало Ма-лушу – не раз они ходили туда вместе, теперь пойдет и сделает все она одна.

После смерти Анта в жизни любечан произошло нечто важное.

На первый взгляд все, казалось, осталось неизменным.

Какое значение могли иметь жизнь или смерть одного человека – Анта или кого иного?

В Любече и в других землях вокруг бывали брани, уносившие множество смелых, отважных в бою людей, но разве это отражалось на жизни любечан?

Любеч время от времени постигали тяжкие моровые болезни, косившие людей без числа, да и без того каждое лето непрестанно погибали люди: кто в Днепре, кто на ловах, кто под упавшим деревом в лесу, а иные – обычной, естественной смертью. И опять-таки это не останавливало течения времени, живые быстро забывали мертвых, молодые росли на смену старикам.

И даже то, что Ант был старейшиной, также словно бы не имело существенного значения, ибо он давно уже не чинил суда людям, не он уже от своего рода, а княжьи мужи брали с Любеча дань, не он, а те же княжьи мужи определяли уроки и уставы, не он, а княжьи мужи поднимали людей на брань.

К Анту, пока он был жив, обращались только тогда, когда надо было принести жертву богам, да еще в праздники, которые положено было освящать кому-нибудь из старших. Ант знал, как надо принести жертву, на празднествах он стоял впереди всех с посохом в руках и на Коляду зажигал священные, обмотанные соломой колеса, первый закликал и весну. До в Любече все меньше и меньше приносили жертв старым богам, все меньше и меньше людей собиралось на древние праздники, ибо многие любечане уже открыто носили кресты на шее, много было и тайных христиан – Ант с его старыми обычаями был им помехой.

И так было не только в Любече, но и во всех селах по Днепру: ниже, где издавна сидел род хоробричей, выше – у сварогов, что с дедов-прадедов ковали мечи, за Днепром – у рудаков, собиравших на болотах руду, и на высоких горах правого берега, где жил славный род Туров.

Поэтому, когда Ант умер, всем показалось, что с его смертью ничего приметного не случилось: был человек, и не стало его, разве смерть одного человека может изменить жизнь?