Яныбай Хамматов - Золото собирается крупицами

Михаил дождался, когда стало потише, опустил руку и снова заговорил:

– Товарищи! Неужели вы думаете, что мы слабее баев и помещиков? Есть у нас одна слабая против них сторона, это верно – если баи и помещики все друг за друга, то мы все – врозь. Поэтому самое главное для нас – научиться стоять против них вместе! Если все бедняки будут заодно, никто эту силу не сокрушит!

– Вот говорит! – прошептал Загиту Гайзулла. – Если бы я так умел!..

– Не боится, правду-матку в глаза режет! – сказал кто-то впереди.

– За это и богачи его ненавидят, – правда, она глаза колет!.. – отозвался усач, стоявший рядом с мальчиками.

Михаил снова поднял руку, но в ту же минуту пронзительный крик, как пуля, вспорол воздух над поляной:

– Солдаты!

В толпе началась давка. Не зная, куда бежать, люди бросались в разные стороны, и Гайзулла скоро потерял из виду Загита. Его стиснули с двух сторон так, что трудно было дышать.

– Товарищи! Успокойтесь, товарищи! – старался перекричать шум Михаил.

Послышалось резкое конское ржание, и верховые с разных сторон врезались в людскую гущу. Возбужденные кони вставали на дыбы, подминая людей. Страшным эхом отозвались в лесу крики, стоны, плач и ржание коней. Старатели за ноги стаскивали верховых, засвистели камни; осколок больно ударил Гайзуллу по плечу. Мальчик увидел, как усач запихнул знамя за пазуху и прикрыл его полой казакина. Пробравшись к концу поляны, он увидел маленького офицерика в голубоватом мундире, молоденького, с тонкими ниточками усов над верхней губой. Офицерик, как полевой кузнечик, крутился в седле, размахивал нагайкой и кричал:

– Вязать! Вязать!

Прямо перед ним, под мордой тонконогого гнедого жеребца, перебирающего ногами, стоял Михаил; лоб его пересекала большая красная ссадина, льдистые голубые глаза сверкали гневом и ненавистью. Двое солдат крутили ему руки назад.

– На помощь! – крикнул Гайзулла. – Русского бьют! Нашего, Михаила!

Тотчас один из старателей, подбежав сзади, ударил лопатой по голове одного из солдат, и солдат отлетел в сторону. Офицерик протянул руку, расстегивая кобуру; и почти одновременно с грохотом выстрела старатель качнулся, обхватил руками залитую кровью шею и медленно, навзничь упал на землю.

Гайзулла скрипнул зубами. Руки его сами собой нашарили камень под ногами, мальчик размахнулся, и камень, рассекая воздух, шлепнул по голове офицерского коня. Конь резко метнулся в сторону и, сбросив седока, поскакал за солдатами, гнавшими старателей. Гайзулла бросился в кусты.

Он явственно слышал за собой топот и крики, но не оглядывался. Наконец впереди мелькнул черный квадрат свежевырытого шурфа. Гайзулла схватился за жердь, но не успел спуститься на дно, как нога его уперлась во что-то мягкое.

– Эй ты, поосторожнее! По головам ходишь!

В шурфе сидели несколько старателей, в углу Гайзулла заметил сжавшегося в комок и закрывшего голову руками Загита. Не успел он присесть рядом с товарищем, как наверху зацокали копыта, и кто-то крикнул: Выходи по одному!

Старатели испуганно прижались к темным углам.

– Выходи, говорю! Хуже будет!

Пуля, взвизгнув, ударилась в стенку шурфа, и Гайзулла услышал, как сильно бьется его сердце.

– Да там нет никого, – сказал все тот же голос наверху. – Поехали!

Послышался удаляющийся топот копыт, и люди в шурфе свободно вздохнули. Гайзулла схватился за жердь и хотел было уже лезть вверх, но чья-то сильная рука схватила его за шиворот и оттащила обратно:

– Сиди смирно! Ты что, хочешь, чтобы нас всех перестреляли?

– Ой, – сказал Гайзулла, – ты случайно не Кулсубай?

– Я-то Кулсубай, а ты сам кто

– Да я же Гайзулла!

– Ах ты, чертенок! – Кулсубай радостно обнял мальчика. – Вот видишь, гора с горой не сходится, а человек с человеком всегда встретятся! Сижу в этой темнотище и думаю, чьи это ребята?.. Вот где свидеться привелось! А что ты на прииске делал?

– Золото мыл…

– На сходке был? Я только к концу прибежал, так ничего и не понял, – сказал кто-то из угла.

– Михаил же говорил, чего же ты не слушал, – удивился мальчик.

– Да я по-русски ни бельмеса, – смущенно отозвался голос.

– Делегацию нашу избили, Хисматуллу арестовали, – сказал Кулсубай. – И еще не скольких… Говорят, они сейчас в Кэжэнской тюрьме.

– Что же вы их не освободили? – со слеза ми в голосе спросил Гайзулла. – Они же нас защищали, всех старателей, а вы…

– Оттого и вся эта история началась, – пре рвал его Кулсубай. – Когда узнали, что их арестовали, окна в конторе разбили, искали Накышева, да тот сбежал, падла, на Кэжэнский за вод за помощью!..

– Все из-за того русского! Не баламутил бы народ, и беспорядков бы не было, и солдат бы не прислали… – снова сказал голос из угла.

– И не стыдно тебе, Газали? Что ты знаешь об этом русском? Сиди лучше помалкивай, чем говорить пустое! Если б все такими были, как Михаил, давно уже люди по-человечески жили бы! Он же нашу с тобой жизнь, и твою, и его, – Кулсубай показал пальцем на Гайзуллу, – и всех бедняков, хочет сделать счастливой, а мы его не ценим, вместе с баями его хаем, как будто они из одного теста сделаны! Эх ты!..

– Да я ничего, я же его не знаю… – про бормотал парень.

– Вот видишь, а я его знал, еще когда у кулака батрачил! Он же всю свою жизнь нам от дал, всегда людям добро делал, на каторге за бедняков побывал, за нашу правду рабочую!.. Вот ты не слышал, а он же нас сегодня предупреждал, что не надо спешить, еще, мол, время не настало для выступления… А мы его не по слушались, как заорет кто-то: Не слушайте русского, он богатых защищает! – так и пошло!.. Не зря в старину говорили: слушайся умного – худа не будет, если б послушались мы Михаила, ничего бы этого не было!..

– Но ведь он сам здесь был! – возразил голос.

– А что ж ему, дома, что ли, сидеть? Он всегда с бедняками, хоть в рай, хоть в ад, – где мы, там и он!..

Старатели долго еще говорили, и в шурфе уже стало совсем темно, когда Кулсубай сказал:

– Ну, ребята, там уж тихо, разошлись все… Выходи по одному!

По скользкой мокрой жерди подталкиваемый снизу Загит выбрался наверх и сбросил в шурф веревку. По веревке поднялись остальные старатели. Они сели на лежащее возле шурфа бревно, а Гайзулла и Загит побежали к своему бутару.

Вдруг Гайзулла остановился и хлопнул себя по лбу:

– Вот что, я тебя жду возле нашего желоба, а ты покамест мчись домой и принеси мне ту бумагу, что я тебе велел спрятать, понял? Сегодня ночью наклеим!

Загит молча повернулся и побежал в сторону поселка.

На небе уже ярко высыпали звезды, когда Загит подошел к своему дому. Неожиданно левое веко мальчика задергалось. «Ну, вот, дергает, теперь уж точно беда будет», – с досадой подумал мальчик.