Виталий Полупуднев - Великая Скифия

Фарзой надел сухие замшевые шаровары, расшитые красными нитками. Марсак стянул ему очкур и стал примерять на его плечи рубаху. Князь посмотрел искоса на боспорца и улыбнулся его горячности.

– Может, ты и прав, – ответил он по-дружески, – может, и я с тобою согласен, но ни ты, ни я не можем изменить решения царя, так же как и многого другого, что нам не нравится в Скифии. А поэтому – ты хорошо сделал, что растолковал Танаю суть дела… Вижу, ты сам желаешь скорейшего падения Херсонеса. Этим ты служишь делу Палака!

– Видят боги, как сильно я хочу победы царю нашему!.. Я первый прыгну с той башни на стену города!

– Это все, чего ждет от всех нас царь Палак!

После ухода Лайонака князь сказал Марсаку:

– Рыхла наша сколотская держава, все в ней идет-бредет само собою, где соединится, где развалится… И войско наше – всего лишь толпа народа. Задору много, а выучки, терпения не хватает. Вот Лайонак видит это и печалится.

– Видеть да рассуждать все умеют, – с неудовольствием ответил дядька, – а на стенах пока побывали одни «ястребы». И башню строят они же. Пусть каждый старался бы изо всех сил, так Херсонес уже пал бы… Лайонак хороший воин, но его сердце не здесь, а на Боспоре. Не по душе ему осада Херсонеса, зовет Палака на восток, а царь его не слушает… А по-моему, раз подошли к Херсонесу, то уже не уходить, пока не победим!.. Не так ли, князь?

– Правильно, мой богатырь! Если бы Палак имел таких, как ты, воинов да полководцев побольше, то давно бы стал хозяином всей Тавриды!

Хлеборобы дружно взялись за работу. Смастерили самодельные носилки и стали быстро возводить вал, утаптывая сырую землю ногами. Они не смущались тем, что вокруг стояли конвоиры, посматривали за ними по-хозяйски. Переговаривались между собою о том, что скоро с их помощью Херсонес будет побежден и царь наградит их за усердие.

– А я все равно пойду на приступ! – громко заявлял Танай, взмахивая лопатой.

– Работай, чего зубы-то скалишь! – грубо обрывал его стражник.

Царские воины всегда держались высокомерно и заносчиво перед крестьянами, считали их ниже себя. Сейчас стали вести себя как надсмотрщики. Вначале покрикивали на нерадивых, потом, словно сговорившись, пустили в ход нагайки и длинные бичи, которыми гоняют табуны. На крики возмущения и боли отвечали окриками:

– Меньше разговаривай, больше работай!

Херсонесцы опять встревожились и, поставив против вала сильнейшие камнеметы, начали обстрел скифских землекопов. В первый же день убили двоих, нескольких тяжело изувечили. Крестьяне, подхватив на руки раненых и убитых, стали отбегать дальше от стен, прекратили работу. Их встретил строй всадников, размахивающих бичами. Нещадными ударами воины остановили бегущих. Возмущенные крестьяне ответили криками:

– За что бьете?.. Лучше бы согнали со стен греков стрелами!

– Мы работаем, а воины спят в шатрах! Нужно не бить нас, а прикрыть стрелометанием! Тогда и работа пойдет без перебоя!

– Не вас ли защищать мы сюда собрались? – насмешливо спрашивали царские дружинники. – А ну назад! Идите насыпайте царев вал! Если кого греки убьют, то потеря не велика, других пригоним!

Опять защелкали сыромятные бичи.

– Чего деретесь!.. Дома весь хлеб выгребли, здесь издеваетесь!.. Мы не рабы вам, а вольные землепашцы!

– Все вы рабы царя Палака! – отвечали всадники, добавляя к ударам бичей хорошие толчки древками копий.

– Мы – сколоты, и никто не сделает нас рабами!

Обида перешла в ярость. Крестьяне начали сопротивляться. Произошла драка, которая быстро перешла в настоящее сражение. Но лопаты – плохое оружие против копий и мечей. Танай с окровавленным лицом кинулся к воину, который размахивал копьем, и стащил его с коня на землю.

– Землекопы бунтуют!.. – доложили царю.

– Усмирить, заставить работать! – с жестокостью приказал царь, возмущенный нежеланием крестьян трудиться на пользу сколотской державе.

Поскакали всадники. Крестьян хотели окружить, прижали их к стенам города. Нашлись такие, которые закричали грекам:

– Откройте ворота, дайте нам убежище!

Но херсонесцы сочли это за грубую военную хитрость и открыли стрельбу камнями и стрелами, убивая и крестьян и их преследователей. Лошади скифов стали беситься, конница отхлынула от стен. Бунтовщики, пользуясь замешательством дружинников и наступившей ночью, бежали из лагеря, проклиная царя Палака и его войну.

На том затея с валом была окончена.

После бегства землекопов Палак спросил Раданфира:

– Откуда были эти изменники?

– Из селения Оргокен.

– Горе им!.. Мы еще там побываем!

Палак стал раздражителен и не терпел никаких возражений. Он был убежден, что все неудачи происходят оттого, что военачальники и воины плохо исполняют его повеления. Отчасти он был прав. Но Фарзой видел упрямство самого царя и осуждал его в душе, не осмеливаясь, однако, явно перечить его воле.

Ужинали в царском шатре втроем, считая самого царя, Раданфира и Фарзоя. Царь много и жадно пил, ел, чавкая и сопя. Под глазами у него появились мешки от бессонных ночей и тяжелых дум. «Не легко ему, – подумал Фарзой, – нести бремя царской власти над своевольной Скифией и еще более тяжкое бремя великих замыслов, полученных в наследство от Скилура!..»

Ему показалось, что Палак очень несчастен, подавлен и… жалок. Захотелось сказать ему что-то простое, дружеское, как-то поддержать его. Но как это сделать и чем помочь царю? Ему поможет только победа над Херсонесом.

Полы шатра распахнулись. Дохнул ледяной ветер. Вошел воин, доложил, что прибыл лазутчик. Царь кивнул головою. Появился Вастак, грязный, дрожащий от холода и, видимо, голодный. Он исхудал и сгорбился, постарел. Кожа обтянула скулы, губы покрылись трещинами. Только в глазах светилась все та же прирожденная смекалка и энергия.

– Ну, что узнал? – резко спросил царь, медленно прожевывая мясо.

– Проникнуть в город сейчас почти невозможно, – ответил лазутчик, кутаясь в лохмотья, – но я получил сведения, что настоящего голода у херсонесцев еще нет и они поклялись защищаться до… прибытия Митридатовых кораблей!

– Все это я и без тебя знаю, Вастак. Ты стал работать совсем плохо. Я недоволен тобою и, наверно, отошлю тебя простым воином в пешую рать к Марсаку. Чтобы ты даром хлеб не ел.

– Разреши сказать, великий государь!

– Говори, только дельное.

– Греки питаются плохо, но они еще едят хлеб. Нужно, чтобы голод стал настоящим.

– Согласен. Как же это сделать?

– Я уже передал своим людям через Ханака приказ поджечь склады в порту. Удалось узнать, что главные запасы хлеба хранятся именно там. И поджоги домов хозяйских тоже велел делать каждую ночь.

Царь перестал жевать и уставился на говорившего долгим хмельным взглядом.