Виталий Полупуднев - Великая Скифия

Танай смотрел вслед стражу. Незнакомое чувство стеснило грудь, руки сами крепче сжали заступ.

– Зачем ты говорила с ним? – резко спросил он жену.

– Но он же хотел ударить тебя!

– Пусть бы ударил!

Танай опустил заступ и начал с остервенением бросать комья земли, подмерзшей за ночь.

Вечером утомленных работой невольников погнали обратно в овечьи загоны.

– Холодно ночевать здесь… – покрякивали оргокенцы.

– Ничего, с бабами согреетесь, – отвечали со смехом стражи.

Танай с женой пробрались в угол, где они уже ночевали одну ночь. Здесь лежали остатки соломы и много мягкого сухого навозу.

Уселись на землю около костра, разведенного соседями.

Липа достала из сумы лепешки.

– Не пуста еще сумка наша? – спросил муж.

– На утро осталось три лепешки – и все.

Подошел воин с мечом. Посмотрел на супругов, негромко сказал Липе:

– Иди получи на завтрашний день крупы на кашу.

– Что? – спросил Танай. – Крупы на кашу?.. Я сам пойду получу.

– Нет, сказано, чтобы жены получали, а мужья сидели здесь. А то еще сбежите, черти такие, – пробурчал воин.

– А мне не трудно сходить, – отозвалась женщина. – Ты ешь, Танай, я сейчас вернусь.

Танай хотел что-то сказать, но не успел. Положил кусок лепешки и поднялся на ноги. Хотел догнать Липу. Она уже пробиралась между людьми, сидящими за ужином. Ее сопровождал воин. Поднялось еще несколько женщин. Все они вышли через ворота овчарни.

Нехорошее предчувствие кольнуло сердце Таная, он сел на кучу навоза в мрачном раздумье. Все происшедшее стало казаться ему гораздо более серьезным и печальным, чем вначале. Нужно как-то изменить создавшееся положение, бежать с женою из-под стражи обратно в свою деревню.

Наступила ночь. Костер угасал. Большинство людей уже закончило свой скудный ужин и полегло спать.

Странная животная покорность, какое-то безразличие к своей доле чувствовались в их поведении. Они не умели сразу обдумать свое несчастье, понять его во всей глубине. Молодые даже шутили, смеялись. Говорили, что они теперь на положении овец и вместо разговоров должны блеять.

– Мэ-э – протянул один, другие негромко засмеялись.

– Спите вы! Завтра рано вставать на работу! – сердито окрикнул кто-то из пожилых.

«Где же она?» – спрашивал себя Танай с возрастающей тревогой. Все уже легли спать, а женщины еще не вернулись. Он вскочил на ноги и стал пробираться к выходу.

– Эй, открой! – он ударил кулаком в плетеную загородку.

– Чего тебе? – послышался сонный голос стражника.

– Открой, мне надо!

– Пустяки! В загоне навозу много. Добавляй еще!

– Открой, говорю! – закричал Танай.

Сердце его тревожно стучало. Теперь ему стало ясно, что жену вызвали по какой-то иной причине.

Заскрипели деревянные запоры. Кто-то с ругательствами разматывал веревку, служившую вместо замка. В щели загородки мелькал свет, видимо от факела. Ворота приоткрылись. Перед Танаем предстали пять человек в пластинчатых панцирях, с бородатыми сердитыми физиономиями. Один светил факелом.

– Чего тебе не спится?

– Где жена моя? Куда ее девали?

Воины переглянулись. К выходу подбежали другие заключенные с вопросами:

– А дочь моя где? Пошла будто за приварком, а не вернулась!

– И мою жену вызвали, говорили, кашу варить на завтра!

– А ну, назад! – рявкнул в ответ страж. – Что вы, сбесились, что ли? Никуда не денутся ваши бабы! Тоже нашли о чем беспокоиться!

Зевая во весь рот, старший хотел закрыть ворота, но Танай уцепился за конец веревки и не пускал.

– Я хочу видеть свою жену!.. Где жена моя?.. Я не раб, а свободный сколот!

Старший, выйдя из терпения, не стал говорить лишних слов. С размаху ударил Таная тяжелым кулаком в лицо. Тот на мгновение потерял сознание, упал на землю. Но тут же вскочил и в слепой ярости бросился к воротам. Страж обматывал запоры веревкой, зевая и заранее готовясь улечься у костра, вздремнуть до третьей смены. Но сильные руки вырвали щеколду из гнезда. Ворота распахнулись, старший воин получил такой удар в подбородок, что, не успев охнуть, свалился с ног.

Остальные охранники успели отойти не далее трех шагов. Треск сухого плетня и звук удара заставили их оглянуться.

– Ты что, Харак? – спросил один.

– Где моя жена?! – неистово закричал Танай, неожиданно появляясь перед ними. – Куда вы девали мою жену?

Двое воинов хотели схватить его, но он оттолкнул их. Из ворот стали выбегать другие заключенные, ободренные примером Таная.

– К оружию! Рабы бунтуют! – завопили стражники.

Все сразу пришло в движение. От костров и юрт бежали вооруженные люди. Таная повалили на землю и били ногами. Подбежали княжеские надсмотрщики.

– В чем дело?

– Да вот этот бешеный оргокенец жену свою требует! Видно, спать один не привык!

– Связать его!.. Проклятый изменник! Он не хочет понять, что он теперь раб, а рабам не полагается иметь жен!.. Завтра мы покончим с ним! Он трижды заслужил пытку и смерть!..

Порядок был восстановлен. У костров сидели стражники, жевали лепешки и переговаривались, возмущаясь строптивостью и буйством оргокенцев. Костры мигали. Повалил сырой снег.

Неаполь стал крепостью, готовящейся к осаде. Улицы кишмя кишели вооруженными людьми. В ворота въезжали караваны с хлебом, брели гурты скота. Сооружение дополнительной стены двигалось медленно, хотя на земляных работах трудились сотни людей. Палак лично объезжал с князьями вокруг города. Ему показалось, что крестьяне, пригнанные сюда со всех окрестных и многих дальних селений, мало вынимают земли лопатами, слабо бьют кирками.

– Сейчас надо работать до упаду! – заметил он в сердцах. – Эй, Дуланак!

– Я здесь, государь!

– Рабочие не голодны?

– Нет, Палак-сай, они получают ежедневно ячменные лепешки, просо, даже мясо.

– Почему же они так лениво шевелятся? Ведь они сколоты, и война с чужеземцами должна их так же волновать, как и меня. Понтийцы хотят отнять у нас свободу и независимость. Митридат протягивает руку к нашим землям. Могилы предков в опасности. Каждый сколот-хлебороб должен трудом помочь мне одолеть врага!

– Истина в твоих словах, государь!

– Так почему же медленно проводятся работы? Не все же крестьяне тайком метят стать на сторону врага, как это хотели сделать презренные оргокенцы под Херсонесом!.. Кстати – Оргокены наказаны?

– Наказаны, Палак-сай! – ответил Дуланак. – А оргокенцы вон, работают!

Он указал нагайкой. Царь повернулся в седле. Оргокенцы работали не хуже других, но Палак бросил в их сторону взгляд, полный надменности, сказал досадливо:

– С этими, Дуланак, нужно обращаться со строгостью!.. Погляди, они не работают, а еле двигаются, как сонные!

– Слушаюсь, государь!