Морис Дрюон - Когда король губит Францию

Я и сейчас слышу, как король объясняет нам, приглашенным: «Видите, мессиры, эту башню можно подтащить к любой части укреплений, она будет возвышаться над ними, что позволит штурмующим бросать внутрь крепости камни и метательные снаряды, штурмовать сверху даже дорожку между валом и стеной. А бычьи кожи, которыми обшит верх башни, предохраняют от стрел». И это он излагал мне, который упорно старался обсудить с ним условия мирного договора.

Но не одни испанец с шотландцем созерцали деревянную громадину. Ее рассматривали также люди мессира Санчо Лопеса, правда, не в открытую, потому что Протоиерей выставил свои огненные жерла и другие приспособления и они, но скупясь, поливали вражеский гарнизон каменными ядрами и пороховыми стрелами. Замок был, если можно так выразиться, откупорен. Но люди Лопеса почему-то не слишком перепугались. Они понаделали отверстий в крепостных стенах примерно на половине их высоты. «Чтобы легче было улепетывать», – объяснял король.

Настал наконец великий день. Я тоже присутствовал там, в некотором отдалении, на пригорке, потому что, откровенно говоря, мне было любопытно посмотреть на штурм крепости. Ведь у Святого престола тоже есть свои войска и города, которые нам приходится защищать от неприятеля… Тут появился король Иоанн в своем знаменитом шлеме, увенчанном короной из чистого золота. Сверкнула его сабля – это был сигнал к штурму, и одновременно заиграли трубы. На верхушке башни, обшитой бычьими шкурами, полоскалось знамя, затканное лилиями, а нижние этажи щетинились флагами занимавших башню войск. Разноцветным букетом флагов казалась эта башня! И вот она двинулась. Впряглись в нее лошади и люди, целая толпа людей. Протоиерей во всю глотку размеренно выкрикивал: «Раз-два, раз-два!» Мне потом рассказывали, что одни только конопляные канаты обошлись в тысячу ливров. Медленно-медленно ползла громадина под раздирающий уши скрип дерева, чуть кренясь, она упорно продвигалась вперед. Со стороны казалось, что это, покачиваясь на волнах, весь ощетинившийся флагами, идет на абордаж корабль. Она и впрямь подошла вплотную к крепостной стене под немыслимый гам и крик. Среди зубцов крепостной стены уже происходили стычки – это бросился на штурм третий этаж. Звенели мечи, летели тучей стрелы. Войско, окружавшее замок, как по команде, задрало головы вверх и затаило дыхание. Там, наверху, завязалось горячее дело. Король с открытым забралом – само великолепие! – присутствовал при этой битве в воздухе.

А потом вдруг зрители отпрянули от ужасающего грохота, и облако дыма окутало верхушку башни со всеми ее флагами и знаменами.

Оказывается, мессир Ланкастер оставил несколько огненных жерл дону Санчо Лопесу, но тот благоразумно не пускал их до времени в ход. А теперь огненные эти жерла через проделанные в крепостной стене отверстия били в упор по штурмовой башне, разрывая в клочки обтягивавшие ее верхушку бычьи шкуры и кося людей, сгрудившихся на площадках, разнося в щепки деревянные части.

Баллисты и катапульты Протоиерея, хоть они тоже вступили в действие, не могли помешать осажденным выпустить второй залп, а за ним и третий. Летели не только чугунные ядра, но и цилиндрические трубки, мечущие огонь на манер греческого, бившие прямо по башне. С диким воплем падали люди, отталкивая друг друга, устремлялись к лестницам или, полуобгоревшие, бросались в пустоту. Пламя уже лизало верхушку королевской красавицы. Потом с адским треском рухнул верхний этаж и придавил горящими балками находившихся в башне люден. В жизни моей, Аршамбо, я не слыхивал таких страшных криков, а ведь я был не близко, а в отдалении. Лучников зажало средь рушащихся, пылающих балок. Раздавленные грудные клетки, обуглившиеся руки и ноги… От тлевших бычьих шкур шла отвратительная вонь. Башня начала крениться, и, когда все уже решили, что она вот-вот рухнет, она каким-то чудом не рухнула, а застыла на месте, скособочившаяся, вся охваченная пламенем. Кто лил на нее воду, кто суетился, вытаскивая обожженных или раздавленных, а защитники замка тем временем приплясывали от радости на вершине крепостной стены и кричали: «Святому Георгию слава! Наварре слава!»

Перед лицом этого бедствия король Иоанн оглядывался вокруг как бы в поисках виновника, хотя виновником всего происходящего был лишь он один. Но рядом стоял Протоиерей в своей железной шляпе, и великий королевский гнев, готовый вот-вот прорваться наружу, остался на сей раз под золотым шлемом. Ибо Серволь, безусловно, был единственным во всей армии человеком, который не побоялся бы брякнуть королю в лицо: «Полюбуйтесь на вашу собственную глупость, сир. Я же советовал вам произвести подкоп, а не строить эту махинищу. Таких уже полвека никто не строит. Прошли времена тамплиеров, да и Бретей не Иерусалим».

Король спросил только:

– А можно починить башню?

– Нет, сир.

– Ну, тогда разберите то, что уцелело. Мы укрепим рвы.

В этот вечер я счел своевременным, хотя бы издалека, начать серьезный разговор о мирном договоре. Военные неудачи обычно открывают слух королей для голоса мудрости. Я мог позволить себе воззвать к христианским чувствам Иоанна, коль скоро мы оба были свидетелями давешнего ужаса. И ежели его рыцарственный дух столь жаждет подвигов, папа предлагает ему, ему и всем государям Европы, совершить более достославные и более достохвальные подвиги в Константинополе. Но я нарвался на грубый отпор, что пришлось весьма по душе Каноччи.

– В моем собственном королевстве мне угрожают две английские армии, и я должен немедленно броситься на них. Ныне это единственная моя забота. Если угодно, мы возобновим разговор в Шартре.

Та самая угроза, которая еще накануне казалась ему недостойной внимания, вдруг стала важнее всего прочего.

А как же Бретей? Что решит король насчет Бретея? Готовиться к новому штурму значило провозиться еще целый месяц. Осажденные со своей стороны, если у них еще есть в достатке продовольствие и военное снаряжение, отделались довольно легко. И у них, конечно, были раненые, и с башен посшибало кровлю. Кто-то намекнул на переговоры: а что, если предложить гарнизону почетную сдачу? Тут король повернулся ко мне:

– Ну, как вы полагаете, монсеньор кардинал?..

Вот тогда наступил мой черед заговорить с высоты моего кардинальского сана. Я прибыл сюда из Авиньона ради дела всеобщего мира, а не для того, чтобы участвовать в переговорах о сдаче какой-то крепости. Король понял свою ошибку и сделал вид, что обратился ко мне шутки ради.

– Если кардиналу по какой-либо причине негоже служить мессу, пусть отслужит ее протоиерей.

А на следующий день, когда, еще дымясь, дотлевала штурмовая башня и землекопы снова взялись за работу, правда, на сей раз рыли они могилы для погибших ратников, наш сир де Велин в своих стальных поножах, предшествуемый трубачами, отправился вести переговоры с доном Санчо Лопесом. Французы, не спеша, промаршировали по подъемному мосту, и оба войска глядели на них.