Морис Дрюон - Когда король губит Францию

– Стало быть, отец, у нас совсем не будет лучников?

Король даже не удостоил его ответом. И дофин, который случайно оказался рядом со мной, шепнул мне, словно ища поддержки или не желая, чтобы я принял его за полного простофилю:

– Англичане посадили своих лучников на коней. Но кто же у нас согласится посадить в седло простолюдина?

Подождите-ка… подождите-ка… Брюне! Если и завтра продержится такая же мягкая погода, я проедусь, пусть хоть немножко, верхом на своем скакуне. До Меца мне надо хорошенько поразмяться. И потом я хочу показать жителям Шалона, что я тоже езжу верхом не хуже их безумного епископа Шове… на место которого мы никак не удосужимся никого назначить.

Ах, вы же видите, Аршамбо, что всю эту часть пути до Сен-Менгу я еле сдерживаю гнев свой. Словно нарочно, стоит мне остановиться на ночлег в каком-нибудь большом городе, как непременно мне вручат там послание, от которого меня прямо в жар бросает. В Труа было письмо от папы. В Шалоне ждал гонец из Парижа. И что же я узнаю? Что дофин за две недели до того, как пустился в дорогу, подписал указ, по которому вновь меняется курс золотых монет, в сторону понижения, разумеется… Но, боясь, что эта мера вызовет недовольство… в подобных вещах вовсе не требуется быть пророком, это и так каждому ясно… так вот, он приказал обнародовать указ лишь после своего отъезда, когда он будет уже в пяти днях пути от Парижа; и, таким образом, ордонанс был опубликован только десятого числа нынешнего месяца. В сущности, он опасается собственных горожан, удрал от них, как олень от охотников. Нет, и впрямь слишком уж часто он прибегает к бегству, как к надежнейшему средству спасения! Не знаю, не знаю, кто внушил ему эту малопочтенную хитрость, думаю, что Брак или Бюси. Но так или иначе плоды ее уже вызрели. Прево Марсель и самые видные купцы в гневе отправились с жалобой к герцогу Анжуйскому, которого дофин оставил в Лувре вместо себя; и второй сын короля Иоанна, которому еще и восемнадцати нету и которому не хватает здравого смысла, желая избежать смуты – а они угрожали ему, что смута непременно начнется, – задержал ордонанс до возвращения дофина. Либо вообще не следовало прибегать к этой мере, таково было и мое мнение, так как она но выход из тяжелого положения, либо следовало, прибегнув к ней, немедленно осуществить ее на деле. В хорошеньком виде предстанет перед своим дядюшкой императором наш дофин Карл, в столице коего городской совет отказывается повиноваться королевским ордонансам.

Кто нынче правит королевством Французским? Мы вправе призадуматься над этим вопросом. Не будем закрывать глаза, все это приведет к самым тяжелым последствиям. Ибо прево Марсель окончательно уверовал в себя, раз он увидел, что может пренебречь волей короны, и его поддерживает вся эта городская чернь, коль скоро он защищает их кошелек. Дофин ловко провел свои Генеральные штаты, которые совсем растерялись после его отъезда; но на этом и кончились все его преимущества. Согласитесь же, что и впрямь весьма грустно хлопотать не покладая рук, носиться полгода по дорогам, как ношусь я, и все для того, чтобы хоть как-то смягчить участь правителей, которые из чистого упрямства вредят самим себе!

Прощай, Шалон… О нет, нет, я вовсе не хочу вмешиваться в такие дела, как назначение нового епископа. Граф-епископ Шалонский один из шести церковных пэров. И это дело короля Иоанна или же дофина. Пусть они сами улаживают дело со Святым отцом или пусть предоставят эти хлопоты Никколо Капоччи: хоть раз в жизни он на что-нибудь сгодится…

Однако не следует слишком упрекать дофина, у него тоже задача нелегкая. Главный виновник – это король Иоанн, и никогда сын не совершит столько ошибок, сколько натворил отец.

Дабы утишить гнев свой, а быть может, и усугубить его… да простит мне господь прегрешения мои… я сейчас расскажу вам о безрассудном поступке короля Иоанна. И вы сами увидите, как король губит Францию!

Как я вам уже говорил, в Шартре он вдруг спохватился. Бросил говорить о рыцарстве, когда следовало говорить о финансах; бросил заниматься финансами, когда следовало заниматься войной; и бросил заботиться о пустяках, когда решались судьбы государства. Впервые в жизни он, казалось, преодолел внутреннее смятение и свою пагубную склонность делать все невпопад; впервые в жизни он сделал хоть что-то вовремя. Составил разумный план кампании. А так как душевный подъем военачальника – вещь весьма и весьма заразительная, то распоряжения его исполнялись быстро и точно.

Первым делом помешать англичанам переправиться через Луару. Охранять все мосты и проходы между Орлеаном и Анжером были посланы крупные отряды, которыми командовали уроженцы здешних мест. Им был дан приказ поддерживать между собой постоянную связь и как можно чаще посылать гонцов к королю. Любой ценой не допустить соединения войска принца Уэльского, который движется из Солони, и войска герцога Ланкастера, который идет из Бретани. Их разобьют, каждого в отдельности. И в первую очередь – принца Уэльского. Войско, разделенное на четыре колонны для удобства передвижения, перейдет через реку по мостам в Мене, Блуа, Амбуазе и Туре. Избегать любых стычек с неприятелем, какие бы ни представлялись для этого благоприятные случаи, прежде чем вся французская армия не-соединится на противоположном берегу Луары. Никаких личных подвигов, как бы соблазнительны они ни казались. Совершить подвиг – это значит разгромить англичан и очистить от них королевство Французское, коему они столь долгое время приносили лишь бедствия и позор. Такие приказания давал военачальникам, собравшимся перед выступлением, коннетабль, герцог Афинский.

– Идите, мессиры, и пусть каждый выполнит долг свой. Король будет зорко следить за вами.

Все небо затянули тяжелые черные тучи, и вдруг хлынул дождь, заблистали молнии. Целый день вандомцев и туренцев секли грозовые ливни, не затяжные, но упорные, промочившие насквозь плащи и упряжь, заливавшиеся за шиворот кольчуг, и даже простая кожа становилась тяжелее свинца. Казалось, молнии притягивало к себе все это скопление движущейся стали; троих человек, укрывшихся под огромным дубом, убило наповал. Но все воинство в целом бодро сносило непогоду, тем паче что окрестные жители приветствовали французов радостными кликами. Ибо горожане маленьких городков и вилланы в деревнях наслышались немало ужасов о принце Аквитанском и боялись его прихода. А это нескончаемое шествие латников, идущих на крупной рыси, по четверо в ряд, успокоило их, когда они поняли, что битва произойдет не в здешних краях. «Да здравствует наш добрый король! Колошматьте хорошенько его врагов! Да сохранит вас господь, отважные сеньоры!» Что, в сущности, означало: «Господь нас убережет с вашей помощью… и, хотя многие из вас падут замертво где-то там, зато дома наши не будут сожжены, не разбегутся в испуге наши стада, никто не потопчет наших нив, и не надругается враг над нашими дочерьми. Да сохранит нас господь от войны, которую вы будете вести не здесь». И они, не скупясь, поили воинов местным вином, освежающим золотистым вином. Они протягивали полные кувшины всадникам, а те жадно пили, запрокинув головы, не замедляя хода лошадей.