Франтишек Кубка - Избранное

— Камерариус будет рвать на себе волосы, — ответила леди Бесси. — Остается только швед. А он, как вам, наверное, известно, отплыл в Пруссию.

— Однако воюет он не с Габсбургом, а с поляком.

— Это дело поправимое.

— Мне приятно, что вы, миледи, в хорошем настроении.

— Я верю только в шведского короля! Известно ли вам что-либо о Мансфельде?

— Он вторгся из Силезии в Моравию, прошел ее до Верхней Венгрии. Валленштейн гонится за ним, как волк за барсуком.

— Мансфельд предатель, — сказала королева.

— Уж скорее Бетлен, — возразил лорд Карлтон и покивал головой, как китайский божок.

— Если бы под гаагским договором не стояла подпись Фридриха, у меня еще теплилась бы надежда. Но — где Фридрих, там несчастье. Он уже осведомлен обо всем?

— Нет, сначала я пошел к вам.

— Уеду я от Фридриха.

— Куда?

— В Англию.

— Карл не пожелает вас видеть…

— Тогда в Швецию.

— Еще успеется, миледи!

Она крикнула:

— У меня нет времени! Стюартам не дано жить до старости!

Глаза ее наполнились слезами.

Карлтон погладил ее по голове:

— Успокойтесь, дитя!

— Я наследница английского престола!

И снова Карлтон покивал головой и тихонько сказал:

— Пока что, Бесси!

— Почему пока что?

— Кажется, вульгарная француженка беременна. Она родит Карлу наследника!

— Задушите француженку! Бекингема убили! Убейте и ее… Ради господа, прошу вас!

Карлтон заткнул уши.

— Я не смею слушать вас, миледи!

— Будете иметь на троне паписта!

— Не смею вас слушать… не смею!

Лорд встал, поклонился раз, второй, третий и вышел за двери.

Королева спустилась на первый этаж. Иржик сидел над картой Моравии.

— Уезжаем в Швецию! — объявила она с порога.

— Кто?

— Ты и я!

— Почему?

— От прокаженных надо бежать. Фридрих прокаженный. Он приносит несчастье… Мы проиграли и эту войну! Датчанин разбит. Мансфельд скитается по Моравии.

— По Моравии? Где? — Иржик схватился за карту.

— Не знаю… Может, в твоем Кромержиже… Удирает от Валленштейна, спешит соединиться с Бетленом. Не верю я ни Мансфельду, ни Бетлену. Пора начинать новую войну, шведскую!

— Почему ты не отпустила меня к Мансфельду?

— Потому что ты должен быть со мной.

Королева села в кресло и заплакала.

Плакала она до тех пор, пока он не упал перед ней на колени и не обещал, что пойдет с ней, куда бы она ни захотела, и останется с ней до конца, до последнего их вздоха. Ее и его.

— Ты будешь королем, Ячменек, — шептала она, — королем Моравии и Чехии. Есть ли на свете корона прекрасней? Я дам ее тебе, Ячменек!

Печалям в этом году не было конца.

Под Трепчином на Ваге армии Мансфельда и Бетлена соединились. Немцы, датчане, англичане, голландцы и чехи обнимали саксонцев, венгров и турок. Валленштейн, вступив с ними в бои, начал тайные переговоры с Бетленом. Мансфельд занемог и, бросив своих солдат, уехал в карете в Боснию, чтобы оттуда перебраться в Венецию и найти там хорошего врача. Но в боснийском сельце Раковице умер, не выпуская из рук меча. Бетлен замирился с императором, пообещав изгнать из Венгрии мансфельдские орды.

Император к концу зимы был почти что победителем. С помощью баварца удалось разбить отряды взбунтовавшихся крестьян австрийских земель. На старых липах, что росли на деревенских площадях, на каждой ветке висело по крестьянину. А лип тех было много сотен.

В Чехии крестьян вешали сторонники Валленштейна. Собиратели мандрагоры пожинали богатый урожай.

Только у моравских валахов да под Оломоуцем было весело. Там стояли датчане, их командиры — чешские полковники-эмигранты — знатно пировали, когда в лагере появлялся кто-то из соседних панов.

Валахи плясали вокруг костров, на которых сжигали чучело Дитрихштейна.

Густав Адольф все бился в восточной Пруссии с поляками. Зимовать он остался в Кенигсберге.

В сочельник в Англии было объявлено, что королева Генриетта Мария родит через три месяца.

Вести, принесенные Карлтоном, всегда были верными.

В канун Нового года за столом Генриха Оранского Фридрих, приглашенный с королевой, сэром Френсисом Нетерсолом и Камерариусом, произнес пространную речь, впервые употребив выражение «raison d’état» [58] государственные соображения, государственные интересы (фр.) . , которое стало модным в Европе. Raison d’état призывают всех протестантских князей неустанно стремиться к возрождению libertatis [59] свободы (лат.) . и отдавать свое имущество и жизни за дело святой веры. Пусть померанский князь Богуслав попивает свое кислое пивко, пусть Иоганн Георг Саксонский продолжает заискивать, добиваясь императорской дружбы, пусть Бранденбург и впредь сохраняет гнилой нейтралитет. Настанет день, когда в Померании, Бранденбурге и Саксонии услышат рык шведского льва. Грядет Гедеон {171} 171 Гедеон — библейский герой, с небольшим числом соратников одержавший победу над вторгшимся в древний Израиль вражеским полчищем. , снежный король севера! Речь Фридриха понравилась бы всем, не заключи он ее тостом за наследника английского престола, который шевельнулся в материнском чреве. Принц, рожденный паписткой-француженкой, не радовал никого.

Оратору почти не аплодировали.

А в это время в сером доме усадьбы те Вассенар у камина сидели Иржи и фрейлина Яна, принц Эдуард и маленькая Генриетта Мария с пфальцской няней. Когда детей отправили спать, Иржи с Яной остались вдвоем. Растопив кусок олова в серебряной ложке, они опускали ее в таз с водой и гадали о будущем. Иржи рассказывал, какие новогодние обычаи сохранились у них на Гане, а Яна — о том, как встречали Новый год на Белой под Бездезом. Яне было весело, глаза ее улыбались Иржи.

Потом оба притихли, задумчиво глядя в потухающий камин, и так просидели долго за полночь.

Новый год был не счастливее минувшего.

Когда в Верхней Силезии у валахов и под Оломоуцем началась оттепель, Валленштейн ударил по датчанам и взял в плен всех чешских полковников и сразу вернул им всем свободу, кроме пана Битовского, которого отдал на суд и расправу Дитрихштейну. Валахи убрались в горы и продолжали там разбойничать.

Тем и кончилась война за чешские земли.

Кристиан датский начал вербовать новое войско в Голштинии. Ему нужны были генералы. И он, подобно королеве Елизавете, написал графу Турну в Венецию.

Венецианская синьория была рада избавиться от Турна. Дож преподнес старому военачальнику золотую цепь ценой в три тысячи дукатов и отпустил, облобызав в обе щеки перед всем собранием в самой большой зале Дворца дожей. Под звон колоколов на башне.

«Вот Иуда», — подумал Генрих Матес, цепь принял и отправился из Брешии через Альпы во Францию, а оттуда в Гаагу. Ехал не скрываясь, без переодеванья. В Париже попытался получить аудиенцию кардинала Ришелье, но тот видеть его не захотел, а велел передать ему привет и пожелание счастливого пути.