Франтишек Кубка - Избранное

— Хотелось бы, чтобы вы ошиблись!

— Кто знает, кто знает… Я собирался говорить с тобой о политике, а не о женщинах. Пока что и эту войну мы проиграли.

— Для чего же вы вступаете в датское войско?

— Да я бы и дьяволу пошел служить, кабы знал, что он хочет уничтожить императора, как хочу этого я. Датчанин не сложил оружия. Вот потому я к нему иду. Конечно, с большим удовольствием я отправился бы к Густаву Адольфу.

— Королева тоже.

— Mein Gott! Еще бы, она же у нас умница.

Старый Турн засмеялся и поднял кружку.

— За ее красоту! Ты попался, как Самсон, Ячменек! Пропал. Оставайся пока при королеве! А я отправлюсь к датчанину, к шведу, а не то и Московии продамся. Французы говорят, в политике друг — сосед моего соседа. Московия соседствует с поляком. Поляк теперь наш враг, потому что заодно с Габсбургом. Вот я и отправлюсь хоть в Московию, только бы насолить Фердинанду. Политика — искусство нападать сзади.

— Этому вы научились в Италии?

— Человек учится до самой смерти.

— Сейчас вы идете воевать, хотя война уже проиграна?

— Иду… У меня будет достойный противник, Валленштейн. Это стоит испытать. Но война родит войну. Дождись, сидя возле королевы, настоящей войны, той, что придет из Швеции. Тогда побежим вместе к Густаву Адольфу.

— А Валленштейн?

— Посмотрим, пусть только у тебя пройдет охота сидеть в Гааге. Послушай, куда подевались твои красные руки?

— Королева…

— Дала тебе мазь… Так… Сначала эти деревенские руки возбуждали ее любовь, а теперь она сделала из них барские руки. Гм… А Яна из Берки тебе не нравится?

Иржи не ответил.

— Зато ты ей по душе… Она не сказала мне ни словечка, дядьям о таких вещах не говорят. Но у стариков глаз наметанный. Она тебя любит. Все о тебе и о прекрасной Лизель знает. Не слепая. И все-таки любит. Как приятно говорить с ней по-чешски, тебе не кажется?

— По-чешски я говорю и с маленькой Марженкой.

— Знаю, знаю. И с садовником Шимоном, и с доктором Габервешлом… Но речь Яны тебе приятнее, не отпирайся. Уж не знаю, кто такая Мэб. Яна никакая не Мэб, а кусочек Чехии в этих самых Нидерландах. Ах, Иржик, как жаль, как жаль…

— Чего вам жаль, отец?

— Да ничего, Иржик, это я так. Если хочешь знать, старик Турн так же боится Валленштейна, как и ты… Брось ты мазать руки этой дрянью! Пускай себе у Фридриха руки будут белые, а тебе не пристало. Твои держали шпагу и уздечку коня. В Гааге-то ты еще никого не проткнул?

— Нет, отец.

— И это жаль, — сказал граф Турн и расхохотался так, что задребезжали кружки, расставленные по полкам.

У датчан граф Турн не задержался. В июле приехал, а к зиме снова появился в Гааге. Валленштейн прижал его к границе Нидерландов. Турн распрощался с армией, которая окопалась около Бремена, и снова поселился у доктора Габервешла.

Пока Камерариус, вконец расстроенный, что его дитя — Северный союз — разваливается из-за эгоизма Англии и бездарной политики Оранского дома, сидел в своей канцелярии и причитал, Турн, имевший привычку к интригам, плести которые кому-то надо было, всю зиму втолковывал принцу Генри и лорду Карлтону, что Голландия и Англия должны помочь датчанину и военной силой, и деньгами, иначе с Валленштейном не справиться. Война-то идет не только за реституцию Фридриха Пфальцского. Император проникает туда, куда раньше не пытался и носа сунуть. Ганза трясется от страха. Штральзунд в панике, Любек подумывает, как бы сговориться с Валленштейном. Герцог Мекленбургский бежал из страны, а Валленштейн требует себе у императора Мекленбург в ленное владение. Новый герцог Альба {173} 173 Альба Альварес де Толедо Фернандо (1507—1582), герцог — испанский полководец, правитель Нидерландов в 1567—1573 гг., пытался подавить Нидерландскую буржуазную революцию. спустится к устью Рейна, и тогда горе голландскому флоту. О чем думает Карл английский? Почему перестал заботиться о делах веры? Разве в Лондоне не знают о новом эдикте, изданном в Чехии, по которому все дворяне-протестанты должны либо перейти в паписты, либо покинуть страну? В Чехии идет ужасающий грабеж. А скоро таким же манером начнут грабить имущество протестантов в Германии и Голландии, тогда не будет ни полных мисок, ни золотых пуговиц на камзолах. Что, голландцам тоже захотелось отправиться в изгнание, как чешским дворянам? Или хотите, чтобы и в Лондоне у святого Павла снова закаркали по-латыни иезуиты?

Его слушали, но ничего не предпринимали. Сытый голодного не разумеет.

А Фридрих опять оживился, перед ним мелькнула надежда на возвращение Пфальца. Датчанин требовал этого в своих условиях мира, и император согласился бы, обещай Фридрих хотя бы старшего сына воспитать католиком. Раз дело зашло так далеко, решил Фридрих, — буду тверд:

— Наш род останется протестантским, пусть я до самой смерти останусь изгнанником во имя Христа.

А чтобы паписты не похитили сына Хайни, он забрал его из Лейдена и поселил у себя в красном доме усадьбы те Вассенар.

Увидев Хайни, Турн изумился. Принц чешский был красив и крепок, глазами и цветом волос в отца, а в остальном — вылитая Елизавета. Принц сидел на коне, как истый кавалерист, разговаривал по-немецки, английски и французски. В лейденской школе его приучили рано вставать, читать Библию, умеренно есть, мало пить, в беседе ссылаться на Цицерона и даже сочинять латинские и французские стихи.

Когда Фридрих открыл своему первенцу, какие планы в отношении его лелеет император, принц сказал, что этому кривому антихристу он ответит мечом.

— Теперь мне и смерть не страшна, — ликовал Турн, — потому что есть ты, будущий король!

Настроение у Фридриха улучшилось еще и оттого, что Камерариус, — хоть и упрямился для вида, — собрал много сведений о раздорах среди папистов. Войска Валленштейна грабят повсюду, где ни расквартируются, равно в землях протестантских и в княжествах Католической лиги. Князья просят императора, чтобы он наконец заставил Валленштейна уйти с их земель. Но император не решается что-либо приказывать Валленштейну. Господа курфюрсты и князья Католической лиги уповают на Максимилиана Баварского, который дважды выручал императора в трудные времена. Первый раз — в Чехии, второй — выступив против крестьян Верхней Австрии. Максимилиан для вида присоединяется к жалобам Лиги, а сам намекает императору, что, если тот вознаградит его наконец за долголетнюю верность и обещает ему вакантное пфальцское курфюршество, он не поддержит протестов Лиги против Валленштейна. Фридриха это не волновало. В Пфальце он все равно не сидит. Но все курфюрсты, католики и лютеране, все князья, паписты и протестанты, все amici libertatis Germanicae [68] друзья свободы Германии (лат.) . рассердятся на императора, что он позволяет себе жонглировать курфюрстскими шапками, нарушая старые имперские установления.