Франтишек Кубка - Избранное

Из всего этого Камерариус делал вывод, что коль скоро двое — император и Лига — рычат друг на друга, третий — Фридрих — может смеяться. Граф Турн тоже радовался сварам из-за пфальцского яблока Эриды {174} 174 Эрида — древнегреческая богиня раздора. «Яблоко Эриды» — яблоко раздора (из-за яблока, брошенного Эридой, разгорелась, согласно преданиям, Троянская война). и все ходил от одного к другому, призывая не дать погаснуть огню датской войны, которая императору — пусть он ее в военном отношении и выигрывает — очень досаждает. Граф Турн не только по-фельдмаршальски пил на ужинах, куда его приглашали вместе с королевской четой, но и со всей страстью призывал к борьбе за истинную христианскую веру. Антихрист ничего не выиграл, изгнав верных деток господа с чешских земель. Если князья будут едины и доведут войну до конца, ему с ними не совладать. Хайни с восхищением слушал Турна и заявил, что перепояшется мечом, как Зигфрид {175} 175 Зигфрид — герой «Песни о Нибелунгах», немецкого героического эпоса XIII в. , и выйдет против римского дракона.

После таких ужинов Турн забирал Иржи к себе, в дом доктора Габервешла. Там они просиживали до утра. Граф строил планы, а Иржи рассеянно ему внимал.

— Где бродят твои мысли, Герштель, — вопрошал он время от времени. — Прекрасная Лизель сейчас, скорее всего, спит с Фридрихом. А ты ради нее готов забыть даже Хропынь.

— Простите меня, отец, вам этого не понять.

— Да мне и вдова не нужна, не то что мужняя жена, чудак-человек!

— Вы ее оскорбляете.

— Прости за нескромность, но как ты ее называешь, — леди Элизабет?

— Как я ее называю?

Иржик и сам этого не знал. Он не называл ее никак!

— Вот видишь, чужая она…

Одиссей тоже не называл нимфу Калипсо ласковыми прозвищами и все же долго не мог ее покинуть. Рыцарь Тангейзер вернее всего не придумал для Венеры нового имени, хотя пробыл у нее целых семь лет. Иржи клялся, что любит королеву, как никто никогда не любил женщину и любить не будет. Это, наверное, адское наслаждение, но тогда и ад этот — рай.

О любви вообще говорить трудно, в особенности молодому со стариком.

Граф Турн задумчиво смотрел в разгоревшиеся глаза Иржи. И ему пришло на ум спросить:

— Зоя к тебе во сне не приходит?

— Нет, никогда!

— Еще придет…

— Зачем вы мучаете меня, отец?

— Вижу, что ты еще не совсем пропащий.

Граф Турн не уговорил Иржика отправиться с ним в Данию.

Пришлось ему плыть на голландской галере в Копенгаген одному. В пути они чуть было не разбились у Фризских островов, но в конце концов все же доплыли до Эльсинора. Турн написал оттуда, что король Кристиан устроил ему торжественную встречу. На рейде даже из пушек палили. В остальном Дания ему не понравилась. И армия не была такой хорошей, как должно, и Валленштейн сидел напротив в Мекленбурге, приказав титуловать себя «адмиралом Балтийского моря и Океана». Он, как того желал, стал герцогом Мекленбургским и начал, как и в Праге, строить дворец в Гюстрове. Обосновывался на вечные времена. Черт его знает, чем ему этот паршивый Мекленбург так полюбился. Может, могилами ободритов {176} 176 Ободриты (бодричи) — славяне, жившие на нижнем течении Лабы (Эльбы) (VIII—XII вв). ?

Турн писал, что собирается в Швецию.

«Приезжай ко мне», — призывал он Иржика.

Воды в голландских каналах поднялись. И когда Фридрих с Хайни охотились на курочек в Утрехте, королева с Иржи ездили среди дюн по морскому берегу, заезжали и в города. Побывали в Лейдене у Карла Людвига, Елизаветы и Рупрехта, которых по просьбе Хайни переселили туда из Бранденбурга. В Бранденбурге остался один Мориц.

Никто больше не удивлялся влюбленной паре. К греху явному люди относятся терпимей, чем к тайному. Но однажды вечером леди Бесси сказала со своей безмятежной улыбкой:

— Я беременна.

У Иржи засияли глаза, но он тут же помрачнел.

— Что скажет Фридрих?

— Ничего. Это его дитя.

— Значит, граф Турн говорил правду.

— Не знаю, что говорил граф Турн. Он говорит больше, чем знает. Фридрих явился ко мне два месяца назад, а перед этим два года я его избегала. В этот раз избежать не могла.

— Почему?

— Речь шла о тебе.

— Лжешь! — Иржи поднял руку, словно хотел ее ударять.

— Избей меня, как девку, если я лгу, но выслушай!

Она просительно сложила ладони, глядя на него покорно и робко.

— Знать ничего не хочу.

— Ты все должен знать, — возразила она. — Он пришел ко мне в полночь. Потихоньку, как вор. Схватил за плечо и разбудил. Глаза у него были злые. Сказал: «Хорошо ли вам спится в одиночестве, мадам? В другое время вы прячете под одеялом гостя. Вот велю выпороть вас кнутом за городскими воротами!» — «Убирайтесь, месье, из моего дома! — крикнула я ему. — Вы пьяны! Как вы смеете меня подозревать!»

Он захохотал как дьявол.

«Я давно за вами наблюдаю, мадам. Вы, мадам, полеживаете со своим пажом», — сказал он злобно.

Я ему ответила, что он сошел с ума.

«Нет, мадам. Два года я на вас смотрю. Два года вас избегаю».

«У вас вдоволь других женщин, — возразила я. — Тому свидетели все амстердамские грахты. Оттого вы меня и избегаете! Я долго молчала. Королеве не пристало признаваться даже самой себе, что король ее обманывает. Вы виттельсбахский безумец. Какое несчастье, что я ваша жена. А могла бы быть герцогиней савойской или шведской королевой! Но меня отдали за вас. Разве, месье, вы никогда не замечали, как мне противны ваши объятия? Вы что же, не видели, как мне отвратительны ваши комплименты, ваше herzallerliebste, из которой вы сделали кобылу, ничего больше — кобылу, которая рожает вам детенышей. Я вам лгала, называя «дорогим Фредериком». Что может быть мне дорого в вас? Вы не муж, не друг, не советник, не король! Что вы хотите от меня?»

Он выслушал меня и сказал:

«Хочу, чтобы вы со мною спали. Если вы не будете со мной спать, я прикажу без всяких проволочек проткнуть вашего моравского мужлана. У меня еще достанет золота, чтобы нанять кого-нибудь, кто пырнет его в спину и бросит в канал. Я хочу облегчить вам задачу. Если желаете, чтобы я поверил, что вы не прелюбодейка, — спите со мной! Мне стыдно людей, что вы мне изменяете. Но пока я сам не застал вас с ним в постели, пусть помалкивают. Сейчас на тронах много беспутных женщин. Я не так глуп и, когда я брал вас в жены, знал, что женюсь на дочери Стюартов. По закону божескому и человеческому я являюсь господином вашего тела, и мне стыдно, что я не сплю с вами. Пфальц, Чехию и Моравию, Силезию и Лужицы я потерял, у меня нет ни золота, ни славы, ничего. Даже о детях, рожденных вами, я не могу сказать с уверенностью, что они мои. Я хорошенько их всех рассмотрел, хотя вы и раскидали их по свету. Но то, что принадлежит мне по праву, я возьму — это ваше тело, которое я люблю и ненавижу!»