Франтишек Кубка - Избранное

Фридрих ехал следом. На ночь остановились в Фрейзинге.

Из окон епископского дворца Фридрих мечтательно наблюдал за сернами, щиплющими в парке весеннюю траву. В чистом утреннем воздухе на горизонте вырисовывались башни Мюнхена, а за ними — заснеженные Альпы. Все было так прекрасно! А Фридриху казалось, что он прикован цепями к шведской колеснице и она тащит и волочит его неведомо куда, не разбирая дороги.

«Что мне Мюнхен? Все vani gloriositas [105] пустое тщеславие (лат.) . . Я хочу в Пфальц. Жить в Гейдельбергском замке, гулять по Палатинскому саду и смотреть на Неккар. Мой второй сын учился бы править княжеством, дочь Елизавету я бы хорошо выдал замуж, подрастали бы остальные дети и моя Herzallerliebste покупала бы драгоценности и понемногу начала бы стареть, оставив в покое политику. А этого чешского мужлана я бы выгнал взашей! А пока приходится возить его с собой на счастье… Сперва он разбил мое счастье, а теперь вот вроде его охраняет…» — размышлял Фридрих.

— Напишите, пожалуйста, письмо шведу. Я выскажу в нем все, чего не могу сказать ему в глаза. Пишите: «Великий король, брат мой, — диктовал он Иржи, — я желаю вам счастья и долгой жизни, императорскую корону и власть над всей землей. Но отпустите меня! Позвольте мне идти на Пфальц и дайте солдат, чтобы они могли добыть мне Гейдельберг и Франкенталь. Больше я у вас до самой своей смерти ничего просить не стану».

— Король разгневается, прочитав такое письмо, — заметил Иржи.

— Тогда не пишите, — сказал Фридрих, — но скажите мне, почему немецкие князья начали войну с Фердинандом? Потому, что он посягнул на libertatem — свободу! А теперь ее отнимает у них пришелец швед.

— Вас настраивает против шведа англичанин Вейн.

— Не знаю… Хочу в Пфальц. Или хотя бы в Ренен.

— Туда я с вами не пойду. Я тоже хочу libertatem!

Фридрих нахмурился:

— Вы слишком дерзки, сударь! На свободу имеют право только князья!

С ним было не договориться!

— Не понимаю, — снова начал Фридрих, — почему Густав не сжег — ну хотя бы Ландсхут. На его месте я не оставил бы в Баварии камня на камне. Что это за война? Максимилиан грабил и жег, куда бы ни пришел. И из Праги вывез богатства, какие ему раньше и не снились. А швед вешает солдата за украденную курицу либо за изнасилованную девку. То ли дело — Христиан Брауншвейгский! У него ни одна монашка девой не осталась. Надо подговорить шведа сжечь Мюнхен.

— Он этого не сделает.

— Противны мне его набожные речи, а если подумать, то не такие уж они праведные. Изображает из себя господа бога. Щедро награждает, жестоко карает, препирается с капуцинами…

Густав Адольф Мюнхена не разрушил и не сжег. Максимилиан бежал от него в Регенсбург, а свои сокровища велел отвезти в Зальцбургские горы. И курфюрстину отправил туда же.

Мюнхен отдал королю ключи от ворот.

— Я мог бы из вашего города сделать Магдебург, — заявил король перед воротами мюнхенскому магистрату, — но меня трогает ваша покорность. Не бойтесь, мы не причиним никакого вреда ни вам, ни вашим женам и детям. Не трону я и ваших церковных дел. Заплатите мне четыреста тысяч талеров контрибуции. И все.

Мюнхенцы ужаснулись сумме и жалобно запричитали. Король скинул им сто тысяч.

Он вступил в город в разгар весны. На лугу, где его солдаты разбили лагерь, цвели нарциссы. Гранит и золото города сверкали на солнце. Король разместился во дворце курфюрста, который понравился ему больше всех других дворцов, виденных им до сих пор. Его бы он с удовольствием целиком перевез к себе в Стокгольм. Король первым делом уединился с пастором Фабрициусом читать по-шведски Библию. Потом он созвал князей, генералов, полковников и советников в часовню, украшенную в этом году резьбой по мрамору и картинами из жития девы Марии кисти Дюрера. Король в задумчивости молился, благодаря бога за то, что сподобил его увидеть столько богатства и красоты. И Фридрих и пфальцграф зальцбургский, да и Вильгельм Веймарский {192} 192 Вильгельм Веймарский — Вильгельм IV, герцог Саксонско-Веймарский (1598—1662) — ловкий политик, сумевший защитить свою небольшую державу от притязаний императора и его противников. с неудовольствием наблюдали за умиленным королем. По их-то убеждению, все тут надо было бы разграбить, а что нельзя унести — сжечь.

Но Густав Адольф приказал им следовать за ним в другой католический храм. Это был храм «Нашей милой госпожи» с двумя башнями в виде итальянских шлемов, с гробницей императора Людовика {193} 193 …с гробницей императора Людовика — то есть Людовика IV Баварского (1287—1347), германского короля с 1314 г., императора «Священной Римской империи» с 1328 г. , которой швед поклонился, с органом, дивно рыдавшим и гремевшим так, что сердце сжималось. «Директор протестантского устройства» только что не крестился. Потом король прошелся по площади перед костелом, позволив разглядывать себя баварским антихристам, словно и вправду был Гедеоном.

Что это, конец войне? Или он уже император?!

Так бы все оно и шло, если бы не иезуиты, которые, видимо намереваясь расположить его в свою пользу, выдали ему, где Максимилиан закопал лучшие орудия своей артиллерии. А то пришлось бы шведу уйти из Мюнхена с пустыми руками. Теперь же он смог отправить в Аугсбург сорок пушек, поражающих своими внушительными размерами и красотой. Двенадцать из них носили имена апостолов. В картушах их было запрятано тридцать тысяч золотых дукатов.

Пушки эти Максимилиан захватил некогда у Христиана Брауншвейгского. Некоторые из них были шведского происхождения и попали сюда от датчан, после битвы у Люттера. Фридрих обнаружил даже пушки из Праги, на которых было вытиснено его имя. Их-то Густав Адольф не имел права увозить в Аугсбург, они принадлежали Фридриху и Пфальцу!

Но Густава Адольфа это не заботило. Он пригласил Фридриха на осмотр резиденции курфюрста и сказал:

— Красиво живет ваш кузен!

Неужто швед хотел этому самому кузену вернуть все так, как оно было?

По замку их сопровождал маркиз Гамильтон, командир тех англичан и шотландцев, которых Карл позволил навербовать и которые только сейчас присоединились к шведской армии. Гамильтон просто трясся от алчности при виде такого множества мраморных и бронзовых статуй, золотых люстр и столов из слоновой кости. Фридрих, тоже бледнея от жадности, тем не менее сказал:

— Увезти все это было бы трудно… Впрочем, даже если бы это было возможно, чешский король не крадет…

— Oh yes, indeed [106] О да, безусловно (англ.) . , — подтвердил англичанин.

Наконец Густав Адольф разрешил своим солдатам разграбить дома тех горожан и духовных лиц, которые бежали из Мюнхена перед приходом шведов. Он приказал раздать своим солдатам зеленые, желтые и синие камзолы, обнаруженные в великом множестве в подвалах замка курфюрста. Теперь и шведы стали пестрыми как попугаи.