Франтишек Кубка - Избранное

Помолившись, мавры довершили свое дело, обработав тела трех оставшихся христиан, и ушли, выставив стражу. На другой день оскопленных перенесли в светлый и солнечный зал, где им дали хлеба и воды. Пан Гинек из Жеберка был среди них. Никто не догадался, что он единственный избежал мусульманской кары. А поскольку смелым благоприятствует удача, Гинек вместе с остальными попал в тюрьму, где их держали еще несколько дней после выздоровления. Ему удалось увильнуть от осмотра мавританского лекаря, который проверял результаты своего вмешательства. После выздоровления скопцов развели по разным местам. Им развязали руки, одели в мавританские одежды и обильно накормили.

Пан Гинек вместе с тремя арагонцами был приведен в султанский дворец и поставлен перед начальником евнухов. Сей начальник, человек тучный и лицом одутловатый, со взглядом насмешливым и в то же время немного болезненным, велел им переодеться в платье султанской дворцовой стражи. Говоря это, он засмеялся и добавил, что дворянам полагается нести высокую службу.

Три арагонских скопца и Гинек были отправлены затем под присмотром мавританских стражей во дворец Хенералифе, где, как им было сказано, они станут служить гранадской королеве и прочим женам мулея.

Когда же вступили они во дворец, окруженный высокой стеной из красных и белых камней, за которой по кругу располагался сад, где вторым цветением цвели деревья, а фонтаны били так высоко, что брызги поднимались над вершинами пальм, своими серебряными веерами повторяя их очертания, — они были встречены другим евнухом, мавром гигантского роста, с губами толстыми и почти фиолетовыми. Мавр приказал Гинеку с товарищами раздеться и идти искупаться в бассейне первого дворцового двора. Гинеку и тут удалось скрыть от своих спутников и от мавра, который остановился неподалеку от бассейна, что его миновал нож. Мавр, с удовольствием взиравший на юношу, прекрасного лицом и сложением, по-своему истолковал его стыдливый жест, полагая, что тот хочет скрыть следы еще недавнего надругательства. Остальным же и в голову не приходило, что Гинек избежал того, что постигло их.

После омовения все четверо были введены в просторную залу, где на лежанках отдыхала гаремная стража, состоявшая из евнухов. Все они были вооружены и вели между собой веселый беспечный разговор. Некоторые играли в арабскую игру на доске, поделенной на клетки, по которой они передвигали фигуры из слоновой кости: главные изображали персидского царя и царицу, а прочие войско, всадников, боевые башни и бог знает что еще. Многие спали, некоторые напевали.

Евнух, самый старый и самый почтенный, сделал знак Гинеку, чтобы он сел, и велел ему есть и пить. Пища была изысканная и обильная. Подобно другим мусульманам, эти мавры тоже ели баранину. Гинек поел мяса и хлеба и запил водой; потом ему дали фруктов и винограду, большие грозди, золотисто-желтые и черные, он поговорил с несколькими евнухами, которые знали по-испански, и сидел молча в ожидании дальнейшего.

— Ты будешь прислужником королевы! — молвил старший евнух; произнося последнее слово, он поклонился в ту сторону, где, по-видимому, пребывала главная супруга султана. Гинеку было приказано следовать за старшим евнухом.

Они вступили в высокую залу, где вокруг бассейна на разноцветных подушках возлежала группа женщин. Лица их были открыты, и красота их оказалась не такой, какой ожидал Гинек. Старший евнух преклонил колени перед пожилой женщиной, которая лениво поглядела на него, но лицо ее осталось неподвижным. Евнух сдавил плечо Гинека, давая знак, что надо стать на колени и склонить голову.

Потом евнух что-то пространно и нудно объяснял. Королева не отвечала. Евнух встал и удалился. Гинек остался стоять на коленях. Тут королева засмеялась, а за ней громко и бесцеремонно захохотали остальные. Королева подала знак Гинеку, что он может встать. Гинек поднялся, но не знал, что ему делать. Женщины снова принялись хохотать, и было очевидно, что их веселье вызывает вид этого христианского горемыки, стоящего перед ними как пленник в зачарованном раю Хенералифе, в оазисе любви, и не знает, куда деть свои глаза, руки и ноги. Никогда еще не был королевский паж в таком смущении, а ведь он, пан Гинек, служил и на таких празднествах, когда за столами сидели короли и даже сам римский император!

Потому пан Гинек повернулся и пошел и уселся на ступеньке лестницы, ведшей в другую, еще бо́льшую и роскошную залу. Там он сидел и глядел на женщин, рассматривая их странную, похожую на мужскую одежду, их туфли, загнутые как клювы, их черные волосы, их лица, которые нельзя видеть никому, кроме их собственного супруга. Свет падал на них сверху, с потолка, своды которого напоминали ледяную пещеру. Арки и арочки, подковы и подковки — все из цветных камней, из цветных камней были сделаны и колонны, поддерживающие этот свод, подобный разрубленному пополам осиному гнезду, и пол в зале. Свет же, шедший сверху, был красноватым, как вечерняя заря, предвещающая недоброе бойцу в день перед битвой. Пан Гинек чувствовал, что для него начинается битва всех битв, ибо ложь была ему противна. Рыцарю недостойно любить это оружие слабых. Но здесь ложь и притворство будут для него единственным способом выжить. Или ложь, или смерть.

Служба у Гинека была удивительная. Он приносил султанше и другим женщинам кушанья и напитки на золотых и эбеновых подносах, сидел и ждал, когда ему прикажут принести веер из павлиньих перьев, смотрел, как женщины раздеваются перед ним и входят в воду, ждал, когда они разойдутся по своим покоям, спал перед входом в гарем, сменяя в этой службе то более старых, то совсем еще юных евнухов. Многие евнухи были искусны в пении и игре на лютне — умение, которое они, видимо, переняли от христиан. Про этих юных скопцов он узнал, что их лишили мужской силы задолго до того, как они ее обрели. В играх и разговорах они вели себя как молодые женщины, и, войдя к ним, можно было подумать, что это людская, где перебраниваются и смеются толстые и крикливые служанки.

Когда жены султана рассаживались перед зарешеченными окнами, выходившими во двор, где устраивались бои с дикими зверями и турниры наподобие рыцарских, и, невидимые народу, наблюдали за происходящим, Гинек с другими скопцами стоял при вратах в Хенералифе, сам не смея выйти во двор, но преграждая путь каждому, кто пожелал бы войти в дом королевы. Как и все прочие пленники, он был узником и стражником одновременно.

Его товарищи несли свой крест с тупой покорностью тех, для кого земная жизнь потеряла смысл и единственной надеждой остается надежда на радости мира иного, Гинек же страдал безмерно. Его мучила мысль о грехе, которым он оскорбляет этих язычников, находясь, будучи мужчиной, в их неприступной женской твердыне. Его терзала уверенность, что однажды его тайна будет раскрыта и он погибнет позорной смертью. Даже меч не потребуется для его казни. Но самой большой пыткой для него было находиться среди этих женщин, не знавших стыда. Перед ним они одевались и раздевались, делали прически и наводили красоту, перед ним признавались друг другу в разных женских делах и при этом касались его, словно он был вещью, улыбались ему, как улыбаются зеркалу, лишенному чувств.