Василий Кукушкин - Избранное

Получив медикаменты, Александр Михайлович ждал связного с Михайловского, чтобы вместе с ним перебраться на остров.

Связной то ли не нашел временного перевязочного пункта, то ли погиб в пути, Александр Михайлович решил действовать самостоятельно. Но подоспел Мякеля, левая рука у него была обмотана носовым платком.

— Плохи наши дела, — сказал Мякеля, — броненосцы «Слава», «Цесаревич» и минный крейсер «Богатырь» получили приказ открыть огонь по мятежным островам. Если до этого дойдет…

— Тогда конец?

Мякеля утвердительно кивнул, прислушался к усилившейся орудийной канонаде, с горечью обронил:

— Вот и началось… «Цесаревич» стреляет…

Броненосцы расстреливали мятежные острова. Казалось, что в Михайловском земля горит, туда теперь невозможно добраться. Что же делать? Мякеля куда-то опять исчез, правда, скоро появился и не один, а со старым финном, который привез полную тачку гражданской одежды.

— Восстание обречено, — сказал осипшим голосом Мякеля, — финны собирают одежду, чтобы помочь мятежным матросам и солдатам…

Угол казармы срезал снаряд.

— Ложись!

Александр Михайлович сперва не понял, что это относится к нему. Матрос столкнул его на подвальную лестницу. Он почувствовал, как под ним дрогнули ступени, — это еще снаряд угодил в казарму.

Оглушенного, контуженного Александра Михайловича нашел на подвальной лестнице Мякеля, вытащил его на воздух.

— Уходите из Свеаборга, уходите немедленно. Подпоручик Коханский арестован. На Михайловском выброшен белый флаг.

Мякеля показал Александру Михайловичу безопасную дорогу на Гельсингфорс.

Ночью опасно выезжать из встревоженного города. Александр Михайлович решил переночевать в доме Мякеля, а утром поехать в мягком. Заснул он сразу, проснулся от частых толчков в бок. С трудом открыл глаза. У дивана — хозяйка.

— Полиция, — шептала она, — коль есть что запретное…

Револьвер Александр Михайлович предусмотрительно спрятал под мостиком в квартале от дома Мякеля. У него нет ничего крамольного. И тут вспомнил: когда из пролома казармы наблюдал за обстрелом Михайловского острова, солдат сунул ему прокламацию. Он спрятал ее в карман, чтобы потом прочитать, и забыл.

Стук в двери становился громче, настойчивее, ругалась хозяйка. У Александра Михайловича есть еще две-три минуты. Что за прокламация? Он не удержался, взглянул.

«…И подняли солдаты и матросы Свеаборга знамя восстания…»

В прихожей послышались шаги. Сейчас ворвутся в комнату. Александр Михайлович разорвал листок и проглотил.

Допрашивал агент полиции в штатском.

— Игнатьев моя фамилия, дворянин. Объясните, чем все это вызвано? В чем меня обвиняют? — потребовал Александр Михайлович.

— Предписано, — объяснял вежливо агент, — произвести обыск у Мякеля, всех обнаруженных в доме лиц задержать как участников и пособников восстанию в Свеаборгской крепости.

Свой арест Александр Михайлович встретил спокойно. Во время обыска у него ничего не нашли. Кроме Мякеля, никто не знает, что он помогал восставшим. А Мякеля, если и арестован, то это железный человек. Совсем просто объяснить, почему он заночевал в его доме. Тот — известный лодочный мастер. Приехал заказать лодку.

Сухо щелкнул замок, Александр Михайлович не оглянулся — опять на допрос. Пытаются обвинить его в подстрекательстве солдат и матросов гарнизона к восстанию. Но надзиратель не крикнул с порога, а подошел и вежливо сказал:

— Забирайте с собой вещи.

Распихав по карманам порошок, зубную щетку и мыло, Александр Михайлович вышел следом за надзирателем из камеры.

В канцелярии тюрьмы Александру Михайловичу объявили, что он задержан по недоразумению, вернули паспорт, бумажник, подтяжки и ремень.

— Вызвать извозчика? — предложил дежурный надзиратель.

— Пройдусь пешком, гостиница не на краю земли, — отказался Александр Михайлович.

Дежурный склонился к бумагам, пряча недобрую усмешку. Никто лишнюю минуту не желает задержаться в тюрьме.

На улице к Александру Михайловичу кинулся кучер Оскара.

— Скорее, — опаздываем к обеду, — сказал он.

Не собирался Александр Михайлович в этот приезд навестить родственников. Но как-то они узнали, что он в Гельсингфорсе, арестован. Видимо, Оскар, очень влиятельный человек в Финляндии, избавил его от тюрьмы, может быть, и от каторжных работ. Не поблагодарить нельзя.

Оскар встретил Александра Михайловича в вестибюле, увел в свою половину.

— Бога ради, в доме ни слова о Свеаборге, — предупредил он и тихо-тихо обронил: — Подпоручики Емельянов, Коханский и шестеро нижних чинов расстреляны.

Помолчав, Оскар продолжал:

— Мятеж подавлен. Еще не раз на берегу крепости под бой барабанов прогремят выстрелы. Напрасные жертвы, в числе их мог и ты оказаться. Я совершенно случайно узнал, что задержан русский дворянин Игнатьев как участник мятежа в Свеаборге. Взвесь все.

— Спасибо, Оскар, я давно все взвесил. Жертвы не напрасны.

И дня не прогостил Александр Михайлович в семье Оскара. Чужие они ему люди. Верно, помогли, вызволили его из тюрьмы, но только ради его покойной матери.

Билет Александр Михайлович взял до Петербурга, а сошел в Райволе. Недельку нужно, чтобы прийти в себя, побродить с ружьем в лесу. Но в Ахи-Ярви уже ждала Ольга. Она приехала со срочным поручением.

На юге страны произошел еще взрыв в подпольной мастерской, новые жертвы. В боевой технической группе обеспокоены тем, что в лаборатории Игнатьева при смешении материалов дозы берутся на глазок. Это может окончиться катастрофой.

Александра Михайловича вызывали на консультацию к специалисту по взрывчатке. Интересный человек этот химик. Встреча была на явочной квартире. Он не назвал своей фамилии.

— Знаю заранее, мои инструкции неприемлемы, — говорил он, хотя Александр Михайлович слушал, не перебивая. — Но обязан предупредить, к чему может привести малейшая оплошность в температурном режиме кислоты…

Прочитав заметки Игнатьева о нововведениях в лаборатории, Березин фыркнул.

— В строгостях можно дойти до тюремного расписания: прогулка двадцать минут, чахоточным шагом вокруг каменного колодца…

— На юге при взрыве погибли семь человек, — перебил Александр Михайлович. — Партия потеряла людей, лишилась лаборатории.

Березин начал возражать: коли принять советы ученого, то в имении ни в коем случае вообще нельзя изготавливать кислоту. Александр Михайлович больше его не перебивал, но и не слушал. Открыв окно, он позвал Микко с огорода, велел запрягать лошадь.

— Далече? — спросил Микко.

— В Райволу, поедет Березин, — сказал Александр Михайлович.

— У меня нет дел в Райволе, — смутился Березин, — готовлю «закваску» для начинки.