Василий Кукушкин - Избранное

Не ожидал подобной просьбы Штенберг. Он искренне обрадовался — наконец-то родственник серьезно берется за хозяйство. Иметь сто десятин леса, землю и получать доход, которого едва хватает на уплату налогов и расчеты с Микко и Марьей…

— С удовольствием похлопочу, — обещал Штенберг. — На будущей неделе собираюсь в Гельсингфорс, буду непременно у Оскара, он человек с положением, влиятельный.

В комнате за кабинетом, где обычно хозяева устраивали гостей, было не убрано. Штенберг предложил Александру Михайловичу переночевать в столовой.

— С моими, надеюсь, повидаешься, будут рады, — попросил он и предупредил: — Знаю твои повадки — исчезать мгновенно, так что не сердись, а до завтрака я тебя запру. Как у Кончака — не пленник, а гость дорогой.

Штенберг нарочно повертел в замке ключ и ушел к себе.

Александр Михайлович превосходно выспался, проснулся от ощущения, что кто-то навязчиво направляет зеркального «зайчика» ему в глаза. Жмурясь, защищаясь рукой, он открыл глаза и обомлел: комната от пола до потолка заполнена солнцем. На стуле лежали газеты и записка:

«Шура, сон у тебя богатырский, пожалели будить. Кухарка подаст завтрак. Выкупайся в заливе, погуляй. К обеду все соберемся».

Чудак этот Штенберг — оставил шведские газеты, на русском языке — только «Финляндская газета». К официозу русского губернатора в княжестве Финляндском Александр Михайлович относился презрительно. Он начал с последней страницы. Под обязательными сообщениями была заметка, которая его встревожила:

«На днях из порохового погреба Н-ского полка пропало три пуда динамита. Замок оказался в сохранности. На допросе часовые, караульный начальник показали: никто из посторонних и солдат не переходил запретную черту.

Продолжаются таинственные исчезновения взрывчатых веществ со складов фирм, ведущих дорожные работы. Злоумышленники настолько обнаглели, что крадут динамит из погребов полиции.

Губернатор приказал найти похитителей и судить».

Полиция напала на след, иначе губернатор публично не дал бы такого безоговорочного приказания. В Гельсингфорсе боевая техническая группа имела склад динамита в доме финского рабочего Мякеля. Раз появилось такое сообщение в газете, следует перепрятать динамит или перевезти на дачу в Териоки.

Первым поездом Александр Михайлович выехал в Гельсингфорс. Сменив извозчика, он добрался до домика на тихой улочке в пригороде. Хозяина не было дома, жена Мякеля хоть и знала Игнатьева, но встретила неприветливо, в дом не пустила.

— Обождите в баньке, — отодвинув жерди в изгороди, провела его на маленький двор, — соседи в отъезде. Полиция сюда не полезет, здесь живет надзиратель тюрьмы.

Часа полтора Александр Михайлович просидел на полке́, пока за ним не пришла хозяйка. Она была ласкова, но встревожена.

— Осерчал мой, что в баньке прячу, а я не худа желала. Динамит ищут, зря связались с полицейскими, покупали бы у солдат, спокойнее.

Через тот же лаз она провела Игнатьева в дом.

С весны Александр Михайлович не видел хранителя склада. Прошло немного времени, а Мякеля постарел, глаза усталые, больные, сутулится, из-под ворота рубашки белеет бинт.

— Под дубинки белых попал, — сказал он, но в голосе не было жалобы, — чудо, как позвоночник не перешибли.

Он так и не рассказал, почему на него напали, видимо, это было связано с покупкой динамита. Да и заговорил Мякеля о другом: знает ли Игнатьев, что происходит в Свеаборге?

Смутное представление имел Александр Михайлович о недовольстве и волнениях на военно-морской базе Свеаборга.

И вот что рассказал Мякеля.

Поражение в русско-японской войне, задержка с демобилизацией и полукаторжные условия службы на базе вызвали брожение среди нижних чинов крепости.

На островах, где стояли роты — минная, артиллерии, морская, телеграфная, — обстановка накалилась и была на грани стихийного бунта. Социал-демократы старались ввести недовольство в организационные рамки. Они вели на кораблях, в ротах серьезную подготовку к восстанию. В один день и час должны были выступить солдаты и матросы Свеаборга, Кронштадта, Ревеля и Севастополя.

Используя заурядный конфликт минеров с комендантом крепости, генералом Лаймингом, эсеры самовольно назначили час восстания. Социал-демократы, казалось, убедили штабс-капитана Циона, что подготовка к восстанию не закончена. Не получено согласия Севастополя и Ревеля, нет четкого ответа из Кронштадта. Не было и подтверждения с «Цесаревича» и «Славы». Эти броненосцы имели тяжелые дальнобойные пушки, способные огнем смести все укрепления, все живое на островах Свеаборга.

Восстание было отложено, а в назначенный эсерами час — в ночь на 18 июля — пушка оповестила — к оружию! Эсеры потом оправдывались, что об отмене не знал-де тот артиллерист. Забыли предупредить. Странная «забывчивость».

— Пытаемся спасти положение, — продолжал Мякеля. — Все финские социал-демократы, способные стрелять, мобилизованы, двести пятьдесят штыков насчитывает наш отряд. Можно еще рассчитывать на успех восстания, если броненосцы…

Он не договорил, замер, в палисаднике послышались осторожные шаги. В окно трижды постучали с маленькими паузами.

— Пора в дорогу, — сказал Мякеля. — Этой ночью мне поручено наладить доставку на острова бинтов, ваты и лекарств. У восставших нечем перевязывать раненых. На бинты идут нижние рубашки.

Мякеля ушел проститься с женой, Александр Михайлович оделся и поджидал его у двери.

— Переночуйте, — предложил Мякеля, — а завтра, если динамит не потребуется восставшим, перепрячем.

— Я с вами, — решительно сказал Александр Михайлович. — У вас ведь все социал-демократы мобилизованы.

— Отказать не в моей власти, — ответил Мякеля.

За ближайшим углом ожидала извозчичья коляска. И тут из-за темнеющего кустарника вышел рослый полицейский. Александр Михайлович положил руку на револьвер.

— Свой, — Мякеля придержал его за локоть, — без охраны нас растерзает первый же патруль. Генерала Зальца предупредил финский Красный Крест, что отдал приказ расстреливать на месте каждого, кто попытается передать мятежникам хотя бы один бинт, один пакет ваты, один пузырек йодного раствора.

Только под утро им удалось доставить медикаменты в крепость. Молоденькая сестра милосердия поблагодарила их, мешая русские и финские слова. Она была несколько озадачена, когда Александр Михайлович ответил ей на родном ее языке:

— Вам спасибо, помогаете русским в борьбе с царем.

— Он же ведь и князь Финляндский, — усмехнулась она.

Сестра милосердия разложила медикаменты в брезентовые сумки. Мякеля вышел из подвала казармы, где помещалась перевязочная, вскоре вернулся с матросами и солдатами, им поручено переправить сумки с медикаментами на острова Александровский, Инженерный и Артиллерийский.