Борис Камов - Рывок в неведомое

Голиков почувствовал себя менее скованно и отпустил поводья. Низкорослый мохнатый конек, который достался ему от Касьянова, шумно понюхав воздух, повернул вправо. Нащупав передними копытами твердый наст, он вынырнул из снега, как из ямы, и, уверенно покачивая головой, двинулся к лесу.

— За мной! — приказал Голиков и ласково потрепал шею смышленого коня.

Спиной Голиков ощущал, что бойцы следят за каждым его движением, и понимал, что ему нельзя выглядеть неуверенным и робким. При этом он сознавал всю рискованность затеи и молил судьбу, чтобы на окраине леса, до которого оставалось не более сотни метров, их не ждал бандитский пулемет.

Когда отряд очутился в просеке между кедрами и Голиков убедился, что засады нет, он остановился и вытер ладонью совершенно мокрое от пота лицо. До последнего мгновения он ждал выстрелов.

Конечно, засада могла оказаться и в зарослях, и все-таки в лесу Голиков чувствовал себя более защищенно.

Поначалу не было видно никаких следов, что здесь прошла банда. Осторожно двигаясь по просеке, Голиков неожиданно заметил сломанную пихтовую веточку, а через несколько метров свежую ссадину на коре кедра — видимо, кто-то задел стальным стременем. Эти два небольших открытия ободрили Аркадия Петровича и бойцов. Метров через двести просека вывела их к развилке, где висел щит:

Граждане!

Кто зайдет в тайгу далее 5 километров от края ее — расстрел!

Ив. Соловьев.

Первым желанием Голикова было сорвать эту фанерку, но Мотыгин остановил его:

— Не надо, командир, люди могут пострадать. Ведь Соловьев будет думать, что он предупредил.

Голиков молча согласился. И разослал по каждой из двух дорог разведчиков.

Те, что направились по левой, вернулись быстро. Они вспугнули стайку воробьев, которые доклевывали рассыпанное зерно. Еще бойцы обнаружили грязную тряпку со следами крови: кто-то на ходу перевязывал рану.

Отряд двинулся по дороге, где было рассыпано зерно. Признаков, что банда прошла именно здесь, становилось все больше. Мотыгин заметил окурок. Один из бойцов увидел оброненный винтовочный патрон.

Двое суток спустя Голикову предстояло узнать цену этим следам... Но сейчас он обрадовался им как доказательству, что банда прошла здесь.

Часов через пять, когда все изрядно устали, Голиков обратил внимание, что Родионов не сделал ни одной остановки для привала. Либо Родионов знал, что идет погоня, либо не сомневался, что она непременно будет. И спешил.

— Товарищ командир, отдохнуть бы, люди притомились, — попросил Мотыгин.

Голиков резко и раздраженно ответил:

— Родионову тоже некогда отдыхать.

— Но бандиты с утомленных лошадей пересаживаются на свежих.

Голиков прикусил губу: об этом он не подумал.

— Привал, — распорядился Аркадий Петрович.

Бойцы спешились. Кони начали разгребать снег в надежде найти под ним мох или траву. Голиков разрешил съесть по сухарю: экспедиция затягивалась и было неизвестно, сколько продлится. И каждый, разломив сухарь, отдал половину коню.

...Заночевали в лесу, разведя костер по-сибирски — в яме. Бревна не горели, а только тлели, давая ровное обильное тепло. Голиков дремал в очередь с Мотыгиным. И лишь только начало светать, поднял отряд.

Отправленные вперед дозорные заметили над деревьями тонкий дымок. Там, где он вился, слышались похрупывание зерна и глуховатый звон уздечки. Когда Голиков с бойцами подъехали ближе, раздалось радостное ржание, на которое дружно ответили отрядные кони. Эта лошадиная солидарность раньше времени рассекретила приближение чоновского отряда. Голиков скомандовал: «Вперед!» — и выскочил с бойцами на широкую опушку. Она была залита кровью и усеяна трупами прирезанных коней. Посередине дымил, дотлевая, костер из мешков с зерном. Рожь усеивала и весь снег вокруг костра. Лишь один меланхолического вида мерин с огромным, раздувшимся животом продолжал размалывать своими сносившимися зубами зерно из недогоревшего мешка. Больше никого и ничего поблизости не было.

— Они не могли далеко уйти, — глухо сказал Голиков. — Раз побросали награбленное, значит, тоже выбиваются из сил. Привал на десять минут. Отдайте лошадям остатки зерна. И в погоню.

Вскоре картина повторилась. Снова была поляна, туши прирезанных коней, ножами вспоротые седла. Значит, резали уже не краденых — своих. На краю поляны обнаружили яму. От нее в глубь тайги вели две лыжни. В яме были спрятаны лыжи. Отряд Голикова лыж не имел и дальше преследовать Родионова не мог.

В Божьеозерном Аркадия Петровича ждала телеграмма: «С отрядом в 25 человек догнал банду в 30 человек. С обеих сторон была открыта стрельба, после чего банда разбежалась... Один бандит убит, взята одна лошадь и одна винтовка. С нашей стороны потерь нет. Комвзвода Шмаргин»*.

Ждал Голикова в Божьеозерном и отряд Измайлова в шестнадцать штыков. Измайлову Голиков разрешил вернуться обратно.

Сбросив в кабинете шашку и кобуру с пистолетом, Голиков сел на стул. Хотелось скинуть и сапоги, но сил уже не было.

Пришел Мотыгин:

— Аркадий Петрович, там банька готова. Пойдемте попаримся.

Горячая вода и пар смыли усталость. Настроение Голикова из мрачного сделалось полублагодушным.

«А ведь бежал от нас Родионов, — подумал он. — Бежал через всю тайгу, побросав награбленное. Только три золотых пятерки не бросил».

После бани Голиков с Мотыгиным сидели в дежурке штаба, ели картошку с мясом и пили чай. Мотыгин был доволен экспедицией.

— Касьянов тоже был хороший мужик, — неожиданно произнес взводный, наливая в кружку кипяток из самовара. — В бою был храбрый и людей жалел. Но последнее время сделался нервенный. Всюду мерещились ему хитрости Ивана. Будто всюду Иван ему готовит ловушку. И людей он этой робостью заразил. А вы, я поглядел, ничего... Служить с вами можно.

Открылась дверь, вошел дежурный по штабу, протянул пакет из серой плотной бумаги, изрядно замызганный и помятый.

— Товарищ командир, это вам, — как-то неуверенно произнес дежурный.

Голиков взял пакет. Крупным почерком на нем было выведено: «Пиридать Голекову срочна». Комбат надорвал конверт. На тонком листе по-писарски изящно и совершенно грамотно было выведено:

Аркадий Петрович!

Не серчай, что малость пошутковал с тобой и заставил тебя побегать по матушке-тайге. Ты еще молодой, тебе это пользительно для здоровья.

Вообще хочу сказать, что ссориться нам с тобой нечего. И потому приезжай погостить. Самогон, я знаю, ты не пьешь. Так у меня «Смирновская» есть. С честью встречу — с честью провожу. А не сможешь приехать — так и быть, ящичек подброшу. Кто ни есть передаст.

Остаюсь уважающий тебя