Борис Камов - Мальчишка-командир

— Я думал, ты меня разыграл, — произнес с запинкой Адька, через силу улыбаясь.

— Я ж тебе обещал, — солидно ответил Аркадий. — Давай съедим еще по одному пирожному... Будьте добры, — обратился он к официанту, — еще по эклеру и чашечке кофе...

Официант принес, недоверчиво посматривая на мальчиков.

В этот момент звякнула дверь. Вошли несколько красногвардейцев. Начальник патруля вежливо произнес:

— Граждане, приготовьте ваши документы.

— А у меня документов нет, — встревожился Адька.

— Сиди спокойно, ты со мной, — ответил Аркадий.

Красногвардейцы быстро проверили бумаги у всех, кто сидел в зале. И начальник патруля спросил у владельца за стойкой:

— А еще какого-нибудь помещения у вас нет?

— Имеется совсем небольшое, но исключительно для служебных целей.

— Позвольте ознакомиться, — произнес начальник патруля и откинул крышку стойки, пригласив с собою двух бойцов.

Через несколько минут из комнаты за буфетом сначала появился красногвардеец с винтовкой на весу, за ним участники недавнего застолья. Последним шел начальник патруля, держа по нагану в каждой руке.

Патруль с задержанными проследовал на улицу.

— Получите с нас, — сказал Аркадий, обращаясь к официанту.

Но тот не слышал: он взволнованно беседовал с хозяином. Аркадий сунул, как он это видел в кино, две бумажки из трех под блюдечко, и они с Адькой тоже вышли на улицу.

— А знаешь, Адька, это я вызвал патруль, — сказал Аркадий, когда они отошли от кафе.

На другой день Мария Валерьяновна, встретив Голикова, пожала ему руку:

— Ты большой молодец, Аркаша, только ни о чем не спрашивай — секрет...

В январе восемнадцатого года Аркадию исполнилось четырнадцать, но выглядел он старше своих лет. Аркадий ходил в черной, сдвинутой набок папахе, в солдатской, по мерке сшитой шинели, присланной отцом. Ее перепоясывал широкий ремень, на котором висела кожаная сумка. В ней, за неимением кобуры, Аркадий носил маузер. Не тот, тяжелый, длинноствольный, для которого требовался деревянный футляр, а небольшой, размером с браунинг.

Маузер этот Аркадий купил на базаре, у солдата с деревянной ногой, продав тайком от мамы и тети Даши свою шинель с канареечным кантом, из которой он уже вырос.

— Хороший пистолет, — похвалил солдат, отдавая маузер и пряча в карман деньги. — Я его в германском окопе нашел. По нынешним временам всегда пригодиться может. Я бы себе его оставил — не хватает денег доехать до дому... На вот еще две запасные обоймы.

Сначала Аркадий таил свою покупку от всех, в первую очередь от мамы, потому что, если бы она спросила: «Где ты взял револьвер?», пришлось бы ей сказать правду. А за продажу шинели она бы его не похвалила. Больше того, она бы расстроилась. Не потому, что ей было жаль старую шинель, а ее огорчила бы сама мысль о том, что ее сын стоял, пусть всего только четверть часа, на базаре, молча предлагая свой товар . В доме никогда ничего не копилось впрок, и ко всякого рода торгово-финансовым операциям в семье относились с презрением.

Но шло время. Аркадий получил винтовку и уже мог себе позволить, уходя на задание, опустить пистолет в полевую сумку. А потом, осмелев, он засовывал маузер просто за ремень. И однажды с маузером за поясом сфотографировался. Когда мама увидела пистолет у него в руках, она не стала ничего спрашивать. Только сказала:

— Сын мой, не сломай себе голову.

— Мамочка, не беспокойся, все будет хорошо, — ответил он ей. И подошел поцеловать ее.

Она посадила его на диван и долго гладила по лицу своей ладошкой, от которой пахло йодоформом и еще какими-то лекарствами, хотя, возвращаясь из больницы, мама всегда тщательно мылась. Часы, поскрипев шестеренками, ударили пять раз. Аркадий, как в детстве, потерся щекой о мамину щеку и встал.

— Ты куда? — спросила Наталья Аркадьевна.

— Мы с Колькой Березиным патрулируем по городу. Я к десяти вернусь.

Он торопливо надел шинель, напялил папаху, схватил винтовку и выбежал из дома. Захлопнув дверь, Аркадий по привычке сунул руку в почтовый ящик — каждый день ждал вестей от папы — и вытащил письмо: «Местное. Новоплотинная, 25. А. Голикову». Почерк был незнакомый. Надорвав конверт, Аркадий вынул листок с рисунком: череп, под ним скрещенные кости. «Охота кому-то дурачиться», — подумал Аркадий со снисходительностью взрослого.

Прочитав «Остров сокровищ» Стивенсона, Аркадий и сам послал двум-трем приятелям листок с нарисованным кружком — «черной меткой». То была пора игр в индейцев и пиратов. Сейчас же ему казалось, что все это происходило в какой-то иной, далекой жизни.

Аркадий разорвал в клочки дурацкое письмо, а назавтра вынул из ящика другое. Оно состояло из единственной фразы: «Если не бросишь своих большевиков, будет плохо». И снова череп и кости. А третье попало в руки к сестрам. Они перепугались, хотели показать его маме, чтобы она отнесла в милицию. Аркадий с трудом их отговорил:

— Это у нас игра. Помните «Остров сокровищ»? Я скажу ребятам, чтобы таких писем больше не присылали.

А письма шли. Он их перехватывал. И даже стал забегать на почту: «Мне писем нет?» И случалось, ему протягивали по два-три конверта.

Не на шутку встревоженный, он решил посоветоваться с Алешей Зиновьевым. Бывший реалист, ученик Марии Валерьяновны, Алеша теперь при военном отделе уездного Совета ведал контрразведкой. Завидев на Соборной площади Алешу, который торопливо шел, прихрамывая на покалеченную в детстве ногу, Аркадий ринулся было к нему и остановился.

«Засмеет он меня, — подумал Аркадий. — Расскажет Женьке, тот Марии Валерьяновне, и меня, как труса, отстранят от задания». И повернул обратно.

Шло время. Письма с угрозами больше не приходили. Аркадий успокоился. Возвратясь как-то с уроков, он с порога крикнул:

— Тетя Даша, покормите, пожалуйста. Я очень спешу!

В ответ из девичьей выбежали все три сестры с красными, нареванными глазами и кинулись к нему. За ними, всхлипывая, вышла из кухни тетя Даша.

— Вы чего? — обмер он. — Что-нибудь с папой?

Талка молча протянула ему листок с черепом и костями. Под черепом разнокалиберными буквами, вырезанными из газеты, было написано: «За помощь большевикам — СМЕРТЬ!»

Аркадий почувствовал, что кровь отлила от лица и в теле возникла слабость, будто он стоя засыпал. Такое с ним уже случалось, когда в первом классе их повели делать прививки. Увидев больничные халаты, иглы и шприц, он ощутил необоримую сонливость и грохнулся в обморок. И сейчас он был близок к этому.

«Смертный приговор... Смертный приговор... — билось в его мозгу. — Но чей? Кто меня приговорил?» Тут он снова увидел заплаканные, искаженные страхом и оттого некрасивые лица сестер и тети Даши. «Нужно их успокоить, — подумал он. — Лучше бы всего рассмеяться». Но для притворного смеха у него недостало сил. Аркадий глубоко вздохнул и задержал дыхание, как учил его папа, который многое знал и умел. Сердце сильно забухало, сонливость прошла, и вернулась решительность.