Борис Камов - Мальчишка-командир

— Документ есть?

— Только этот. — Аркадий вынул из кармана мандат, что революционным штабом Арзамаса ему разрешено пребывание на улице в ночное время.

— А кто твои родители? — спросил Гладильщиков, возвращая бумажку и заметно смягчая тон.

— Отец был командиром, а сейчас комиссар 35-го полка. На Восточном фронте. Мать — фельдшерица. Ее весь город знает.

— На фронт-то тебе зачем?

— Хочу... за светлое царство социализма...

— А мать отпустит?

— Нет, но я все равно уеду.

— Ишь ты какой решительный! Ладно. Принимай, Павел, себе нового товарища, — сказал Гладильщиков. — Скажи, чтобы поставили на все виды довольствия. Уезжаем, Аркадий, мы нынче ночью.

— Спасибо, товарищ комиссар! — почти заорал Пашка.

— Большое спасибо, — повторил, не смея поверить своему счастью, Аркадий.

Гладильщиков пожал им обоим руки. Аркадий, когда комиссар стиснул его пятерню своей большой ладонью, чуть не вскрикнул, но стерпел. Голикову показалось, что комиссар и тут его проверяет.

Мальчишки уже открыли дверь на площадку, когда Гладильщиков высунулся из купе и спросил:

— А лет-то тебе, Аркадий, сколько?

— Четырнадцать! — ликующим тоном ответил Голиков.

— Четырнадцать? — изумился Гладильщиков. — Тогда, брат Аркадий, сначала подрасти... Я думал, тебе хотя бы шестнадцать. Как Пашке.

Аркадий спрыгнул на землю, усеянную окурками и крошками антрацита, и ему хотелось закричать от горя. Ведь он целую минуту был уже бойцом отряда, который направлялся на Восточный фронт, где отец.

— Соврать не мог?! — напустился на него Пашка — Пачпорт у тебя он требовал, что ли?

Аркадий боялся, что если он откроет рот, то расплачется. Он махнул рукой и направился к дому.

Голиков не знал, что с Пашкой Никитиным он еще встретится...

Аркадий долго переживал неудачу. «Если бы я состоял в партии, — думал он, — как Женька Гоппиус или Колька Березин, Гладильщиков бы мне не отказал. Я бы ему ответил: «Да, мне четырнадцать, но вот мой партийный билет...»

И, набравшись храбрости, отправился к Марии Валерьяновне. Секретарь уездного исполкома, она сидела в тесной комнатке возле приемной, и очередь к ней выстраивалась затемно.

Гоппиус внимательно выслушивала каждого посетителя и лучше всех умела объяснить, к кому и куда следует обратиться.

Когда Аркадий проник в переполненную приемную, он услышал, как мужик в лаптях и домотканой рубахе, сидя на стуле у распахнутой двери (Мария Валерьяновна вела прием при открытых дверях), спрашивал:

— Про закон мы читали. Все так. А как же ее брать-то, землю? Чтобы получилось по справедливости?

Беженка в летнем пальто, с ребенком на руках говорила:

— Мы голодающие. Паек, спаси вас бог, получила. А вот одежу где взять? Видите? — И распахнула пальто: под ним не было даже рубашки.

Австриец-военнопленный во френче с накладными карманами (шинель он держал в руках) спрашивал по-немецки:

— Могу я получать посылки из дома через Красный Крест?

И Мария Валерьяновна негромко, но четко, чтобы ее слышали и поняли все, кто собрался в приемной, отвечала на вопросы. И многие приходили сюда просто ее послушать.

Аркадий терпеливо сидел возле кабинета, надеясь, что Гоппиус освободится, но количество посетителей не уменьшалось.

— Граждане, — произнесла, наконец, Мария Валерьяновна, — товарищ Голиков наш сотрудник. Я побеседую с ним несколько минут, затем продолжу прием.

Аркадий сел на стул для посетителей и вынул из кармана вчетверо сложенный листок.

«ЗАЯВЛЕНИЕ

Прошу принять меня в Арзамасскую организацию Российской коммунистической партии (большевиков).

А. Голиков»*.

Мария Валерьяновна положила листок перед собой, разглаживая, провела по нему тыльной стороной своей маленькой ладони.

— Мы давно, Аркаша, считаем тебя своим, — произнесла она. — Ты был с нами в самое трудное время. И мы это помним. Но не сердись на меня, детей в партию не принимают. Сейчас создается молодежная партия. Обещаю, ты будешь принят в числе первых.

— Я хочу в ту партию, в которой вы.

— Еще не было случая, чтобы принимали в четырнадцать лет.

— Давайте напишем, что мне шестнадцать.

— Аркаша, партию обманывать нельзя.

— Но я же не жалованье, не паек прошу.

— Я поговорю с Вавиловым.

Она вышла из кабинета и вернулась минут через десять.

— У Вавилова тоже нет возражений. Но мы не можем тебя принять по уставу. И потом, куда тебе торопиться?

— Мне нужно, — упрямо ответил он и, выйдя из приемной, не постучав, открыл дверь в другой кабинет.

Председатель уездного комитета партии Федор Алексеевич Вавилов вступил в РСДРП в 1904 году. Участвовал в первой русской революции, скрывался от преследований, много раз его жизнь висела на волоске, но он сохранил приветливость и добродушие сильного и абсолютно здорового человека.

Когда Аркадий вошел к нему, Федор Алексеевич торопливо писал, прижав телефонную трубку плечом к уху. Завидев Голикова, жестом пригласил сесть, а закончив разговор, сказал:

— Не можем мы тебя, Аркадий, принять. Не проси.

— Я читал устав, — ринулся в атаку Аркадий, — там сказано: принимать надо тех, кто согласен с целями и поддерживает. А я согласен и давно поддерживаю.

Вавилов засмеялся:

— Губком нам не утвердит.

— А вы примите, там посмотрим.

— Ладно, созвонюсь с губкомом. Зайди завтра к Марии Валерьяновне.

Аркадий не спал всю ночь и пришел к зданию исполкома, когда все еще было закрыто, но у дверей уже толпилось человек двадцать.

Мария Валерьяновна появилась без пяти минут восемь. Кивнув Голикову, она сказала:

— Напиши новое заявление. Там должны быть такие слова: «Ручаются за меня Гоппиус и Вавилов».

Через два дня, 29 августа 1918 года, Арзамасский уездный комитет РКП(б) постановил: «Принять А. Голикова в партию с правом совещательного голоса по молодости и впредь до законченности партийного воспитания»*.

...В сентябре у Натальи Аркадьевны оказалось два свободных дня.

В воскресенье утром все рано встали, чтобы позавтракать и отправиться на Тёшу. За город, на берег реки, часто выезжали, пока был дома Петр Исидорович, а с тех пор как он ушел на войну — ни разу.

Дни стояли теплые, солнечные, лето не кончалось, только листва была почти сплошь золотой и сильно похолодали вечера.

Готовясь к долгожданной прогулке, девочки заплели в косы самые нарядные ленты, Аркадий погладил брюки, начистил сапоги и надел свою любимую рубашку в клетку. Наталья Аркадьевна, наконец, отоспалась после дежурств, была оживленной и приветливой, какой ее давно не видели.

— Встретила Петра Петровича, — сказала она за столом, отрезая маленький кусочек мяса и отправляя его в рот. Наталья Аркадьевна необыкновенно красиво ела: девочки старались ей подражать, но у них так красиво не получалось.