Эдвард Резерфорд - Русское

Тут только он осознал, что все это время рядом с ним стоял его лакей, и вспомнил, что он крепостной из имения в Русском. Сколько этот малый успел услышать? Вот тогда-то Сергей и пригрозил ему взбучкой, если он проговорится.

План его явно не удался.

Кроме Саввы, в Русское привезли круглолицую женщину, вероятно его жену, и мальчика лет двух. Их вывели из кареты, и они остановились во дворе, не говоря ни слова. Потом Савва Суворин увидел Сергея. В лице его не дрогнул ни один мускул, он просто стоял и смотрел. Сергею мучительно захотелось броситься к нему и заверить, что он его не выдавал. Но к чему это сейчас? Виной всему были его неосмотрительность и глупость. Он мог только с извиняющимся видом в свою очередь смотреть на крепостного.

Тут Сергей услышал, как Алексей сказал:

– Что ж, Суворин, пороть тебя будут завтра.

С этими словами Алексей повернулся и в эту минуту заметил Сергея.

– А, Сергей. – Он улыбнулся, что само по себе уже не предвещало ничего хорошего. – У меня для тебя новости. Пойдем в дом.

Охваченный мрачными предчувствиями, Сергей двинулся за ним.

Вид у Алексея был деловой, почти бодрый. Он немедленно приступил к сути разговора:

– Как видишь, Сергей, мы схватили беглого холопа. Кажется, ты встретил его в Москве, но не счел нужным сообщить мне. Полагаю, таким образом ты становишься соучастником. Но не будем более об этом. Главное, Сергей, заключается в том, что, как ты знаешь, граф Бенкендорф просил меня присмотреть за тобой. И боюсь, я не могу аттестовать ему тебя как благонадежного подданного государя императора. Посему граф Бенкендорф – я покажу тебе его письмо – решил, что тебе не помешает какое-то время побыть вдали от родных мест. Завтра я отправлю тебя к генерал-губернатору Владимира. Он устроит твой переезд на восток, впрочем, не в Сибирь, а всего лишь на Урал. Полагаю, там ты проведешь три года.

Его отправляют в ссылку. В ссылку на три года на Урал, на сотни верст за Волгой.

– Может быть, – с веселым видом предложил Алексей, – за эти годы ты изучишь местные условия добычи руд.

Маленький Миша ничего не понимал. Его дядя Сергей побелел и едва заметил, когда он подбежал к нему; Карпенко бродил в растерянности, качая головой и что-то бормоча себе под нос. Тетя Ольга плакала. Даже Пинегин сидел в своем белом мундире, попыхивая трубкой, с весьма мрачным видом. Кажется, дяде Сергею предстояло уехать, но почему – этого Миша никак не мог взять в толк.

Никто не заметил, как мальчик проскользнул в гостиную и спрятался за спинкой кресла. Его отец стоял неподвижно. Его бабушка сидела на диване. Миша хотел было выйти из своего укрытия, но тут бабушка заговорила:

– Зверь! Вот ты кто такой.

Миша уставился на нее, пораженный. Она обращалась к его отцу.

– Ты в ответе за это. Мне ли не знать. Мой сын – змей подколодный. – Брань она словно бросила ему в лицо. – Мне больше нечего тебе сказать. Уходи.

Он увидел, как его отец поморщился, а потом спокойно отвернулся. Миша съежился за стулом, когда Алексей медленно выходил из комнаты. Потом, дрожа, он сам выскользнул за дверь.

Что же все это значит? Неужели его отец – нехороший человек?

Поединок между Саввой Сувориным и семейством Бобровых достиг апогея в 1844 году. Он происходил между барином, который уважал, но ненавидел крепостного, и холопом, который ненавидел и презирал господина.

Савва Суворин никогда не сдавался. В тот день, когда, получив письмо Татьяны с вестями о его бедном отце, он бежал из Москвы, он взял с собою только немного денег, зашитых под подкладку армяка, да потемневшую иконку. Два года, чтобы скрыться от преследования, он промучился бурлаком, перетаскивая баржи на Волге. Это был адский труд. У него на глазах от непосильной работы надорвались и умерли многие его товарищи. Но Господь сотворил его сильным. И каждую ночь он молился перед маленькой иконкой: «Господи, помилуй меня, спаси и сохрани от злодеев, умышляющих против меня».

Спустя два года он отправился на знаменитую нижегородскую ярмарку, однако без документов найти там какую-нибудь работу, кроме лакейской, было невозможно, и потому ему не оставалось ничего иного, как вернуться обратно в Москву, к феодосьевцам, которые с радостью приняли его и снабдили фальшивыми бумагами.

В Москве все складывалось для него счастливо. Хотя главной целью секты была поддержка беднейших единоверцев, в ней состояло немало богатых и влиятельных предпринимателей, и вскоре они обратили внимание на Савву. Он женился на дочери одного из них, тихой круглолицей, остроносой девице, наделенной, как он скоро обнаружил, поразительной практической сметкой. У них родился сын, которого они назвали Иваном.

А потом его случайно заметил на улице Сергей.

На следующий день после того, как Савву привезли в Русское, Алексей приказал его высечь. Пока на спину ему обрушивались удары, он, сжав зубы, заставлял себя думать об одном: «Я выживу и рано или поздно стану свободным». И слава богу, не успели ему дать двадцать плетей, как со стороны конюшни послышался яростный крик: «Хватит! Немедленно прекратите!» И Татьяна так разгневалась, что даже Алексей не посмел ее ослушаться.

С тех пор Савва не видел от Алексея ничего, кроме издевательств и унижений. Только вмешательство Татьяны спасало крепостного от верной смерти. Когда Алексей захотел включить Савву в состав дворни и поручить ему лакейские обязанности, именно Татьяна остановила его, объявив: «Если бы у тебя было хоть немного здравого смысла, ты бы понял, что он принесет тебе куда больше пользы, наилучшим образом выполняя свою работу». И именно она снова одолжила Савве денег, чтобы он снова смог начать свое дело.

В последовавшие затем годы Савва не терял времени. Дважды не достигнув своей цели из-за барского злого умысла, он шел к воплощению своей мечты неустанно, неотступно, неутомимо. Когда его родич Иван Романов предложил ему помощь: «У меня трое взрослых сыновей, да еще один мальчонка подрастает», – он вежливо отказался. Он не хотел принимать новых участников в свое предприятие, делиться своими замыслами или мириться с проволочками и заминками, которые неизбежно вызвало бы любое сотрудничество.

В 1830 году, когда Алексей уехал из Русского в полк подавлять очередное польское восстание, Савва основал небольшую фабрику по изготовлению набивных ситцев. Она стала приносить на удивление высокую прибыль. Однако, вернувшись и увидев, что сделал Савва, Алексей попытался обложить его невиданным оброком, который грозил закрытием фабрики, и Савва угрюмо сказал жене: «Этот дурак не нажиться на мне хочет, а меня разорить».

Только Татьяна, управлявшая имением в отсутствие Алексея, могла как-то сдерживать сына и позволяла Савве работать. Благодаря ей и разумной величине оброка он сумел за десять лет открыть сукновальню, на которую нанял рабочих из Русского, и стал богаче, чем был когда-либо прежде.