Антония Байетт - Дева в саду [litres]

Когда он вернулся в Блесфорд, Дженни была в отвратительном настроении и держалась почти враждебно. Он не понимал до конца: расстроена ли она, что он уезжал, или раздражена, что самой ей пришлось безвылазно сидеть на месте. Было у них свидание на Замковом холме, в самый разгар которого они заметили, что за ними наблюдают. В ежевичных кустах возникла и парила, по-видимому, отдельная от тела голова девчонки в красной сетке на волосах. Гнусное дитя улыбалось во весь рот. «Как Чеширский кот», – сказал Александр, но Дженни зло ответила, что смешного мало: она сама превратилась в Алису, вечно глядящую в замочную скважину на недоступные ей сады. Спасибо за метафору, но она предпочла бы сказке приземленную реальность.

Так и получилось, что Александр отправился к ней на чай, заранее обеспечив себе приглашение к Поттерам в тот же вечер, на той же улочке. Билл не разговаривал с Джеффри Перри с тех пор, как они поссорились из-за Томаса Манна, которого Билл назвал надутым шарлатаном. Джеффри ответил, что каждый имеет право на свое мнение. Билл заявил, что человек, уважающий свой интеллект, до такого не опустится. Джеффри парировал, что Билл не читает по-немецки. Билл сказал, что в данном случае это не важно. Джеффри обвинил Билла в узости взглядов, а Билл назвал его невеждой. Джеффри сказал Дженни (та, впрочем, его не слушала), что с Биллом лучше не разговаривать вовсе, чтоб не заразиться его злобной, неумеренной раздражительностью.

Дженни испекла для Александра особый пирог и заварила особый чай. Когда он вошел, она в восторге потерлась лицом о его лицо. Маленький Томас, сидевший у нее на руках, собственнически ухватил ее за щеку и потянул. Дженни устроила Александру экскурсию по дому, о которой он не просил. Он с тревогой осознал, что она приписала ему страстное желание влюбленного знать каждую мелочь ее сокровенной жизни. Дженни показала ему нежно-розовую уборную, детскую с обоями в стиле книжек Беатрикс Поттер и веселеньким мобилем в разбавленном стиле Миро [197], спальню со шведской мебелью и саржевыми шторами. В спальне Александр почувствовал себя вуайером, незваным и непристойным гостем. Дженни, тихо простонав, сжала ему руку. Томас, которого она несла на бедре, тоже издал что-то вроде стона. Она посадила ребенка на кровать и сама села с краю. Александр остался стоять. Томас, смеясь, дергал ее за одежду. Дженни слегка оттолкнула его, и он разревелся. Тогда она взяла его, ловко и бережно повернула к себе и пристроила его головку у себя на плече, так чтобы смотрел ей за спину. Резко поднялась и вернулась в гостиную.

Они пили чай, вздрагивая от каждого звука, томясь не желанием, но и не тем, что ему противоположно. Томас сидел в своем высоком стульчике и стеклянно-синими глазами смотрел на Александра. Александр мелкими глотками пил из розовой фарфоровой чашки и думал: «Она бы мне позволила, там же, на кровати, у него на глазах». Дженни сделала «солдатиков»: намазала мармайтом [198] Пряная соленая паста на основе дрожжевого субстрата. узкие полоски тостов и протянула Томасу. Тот сбросил их на пол. Она повернула стульчик к окну:

– Смотри, Томас, деревья, небо синее, солнышко светит…

Томас сглотнул, крякнул, обернулся и продолжил смотреть на Александра. Тот почувствовал, что нужно что-то сделать и неловко протянул ему палец. Томас недоверчиво взял его в перемазанную маслом лапку.

– Ты ему нравишься… О господи! – горестно выдохнула Дженни.

Она вытерла слезы, взяла Томаса и посадила Александру на колени, одну искрящую руку задержав у него в паху. Шмыгнула носом и отступила взглянуть на обоих.

Томас был мал, горяч и увесист. Его ладошка лежала у Александра на руке. От Томаса пахло одновременно чистотой и грязью: запах мыла и мочи, гамамелисовой воды [199] Противовоспалительное средство. , мармайта и джема. Вот он, живой человечек, будущий мужчина, глядящий на Александра в упор, неодобрительно и мрачно. Малыш вдруг резко согнулся, заерзал всем своим мягким тельцем и чуть не свалился на пол. Дженни подхватила его, развернула к себе, чмокнула, прижала покрепче, чтобы перестал плакать.

– Он бы так тебя любил…

– Мне нужно к Поттерам.

Александр встал и отряхнул костюм.

– Я тебя люблю, – сказала она.

– И я тебя. Но я ничего не могу в этом доме. Это бессмысленно. Ты должна выбраться отсюда на целый день. У меня теперь есть машина…

– Как я выберусь?!

– Постарайся. Придумай что-нибудь, ты же умная.

– Я не могу больше терпеть. У меня там болит, понимаешь…

– Знаю. Поверь, мне тоже невыносимо…

Он выскользнул на волю и зашагал к Поттерам.

Дверь открыла Фредерика и тут же возвестила театральным шепотом:

– Назревает дикий скандал… По моим расчетам, вот-вот рванет. Последнее время мои родственники положительно невыносимы.

– Тогда, наверное, мне лучше уйти…

– Ну уж нет. – Фредерика закрыла дверь, отступать было поздно.

Все семейство сидело в гостиной. Со светом что-то случилось: он был мутноват и необычно холоден. Билл предложил Александру шерри, налил немного себе и ему, потом, подумав, капнул Уинифред. Никто, кажется, не стремился начать разговор, кроме Фредерики, неостановимо стрекотавшей Александру о том, как хорошо играла миссис Перри в «Она не должна быть сожжена». Дальше она, разумеется, сообщила о своем желании стать профессиональной актрисой. Видит Бог, она не намерена засесть в семейном гнездышке и расточить к дьяволу свои таланты. С тех пор как пришло письмо от Лоджа, предлагавшего ей роль Елизаветы до коронации, Фредерика пребывала в эмпиреях (за исключением неприятного случая в «Четтери») и повадилась уснащать свою речь клятвами и проклятиями, не то чтобы устаревшими, но явно восходящими к известной ругательнице Елизавете. Одно это было достаточным испытанием для окружающих. Александр попытался охладить ее жар статистикой безработицы среди актрис. Билл сказал, что она поступит в университет, получит хороший диплом, как Стефани, и тогда сможет выбрать себе нормальную профессию.

– Как Стефани, – передразнила Фредерика.

– Да, как Стефани. Хотя, должен заметить, тебе весьма не хватает ее самодисциплины и уважения к правде.

– Если Стефани все сделала, как ты хотел, значит ее карьера тебя устраивает?

– Она могла бы найти место получше. И найдет. Блесфорд для нее только этап.

– Ничего ты не знаешь ни о ней, ни о ее планах. Ты понятия не имеешь, чего она хочет, чего мы все хотим. И что ты с нами со всеми сделал…

– Фредерика, постой, – краснея, вмешалась Стефани.

Александр взглянул на нее с любопытством и подумал, что Фредерика так точно предсказала скандал, потому что сама же намеревалась его разжечь.