Вячеслав Крашенинников - Лев Майсура

— Приди в другой раз в нашу махалла! [91] Махалла — городской квартал. — вытирая разбитый нос рукавом ширвани, вопил потерпевший вслед обидчику, который, мотая своим пучком, кинулся догонять с друзьями падающий змей. — Я брата позову, так он тебе покажет...

Хасан огляделся и чуть не заорал от страха: пропал дядя! Во весь дух припустился он вдоль улицы и бежал до тех пор, пока не увидел в толпе знакомый пестрый тюрбан.

Через полчаса бхат и Хасан уже отдыхали в тесной хижине возле самой городской стены. Бхат рассказывал набежавшей родне о том, что видел и слышал, а Хасан сидел со свеженамасленной головой у очага, смахивал с носа капельки пота и уписывал за обе щеки угощение.

— Ешь, ешь, бедный сиротка! — говорила толстая сердобольная тетка. — Заморил тебя в дороге дядя. Где ему понять, что ты еще дитя малое. Ему бы только шляться по свету да рассказывать всякие небылицы...

Бхат отвлекся на минуту от веселого разговора:

— Не сердись, сестра. И верно, исхудал Хасан. Зато возле тебя он мигом поправится...

Хозяйка была отличной стряпухой. Плов с луком и бараниной, чатни и доса у нее были такие, что язык проглотишь.

«А тетка добрая! — решил про себя Хасан. — Как моя мата-джи [92] Мата-джи — матушка. ».

Мурти, который не доходя до Шрирангапаттинама отстал от бхатаи его племянника, прошел в город через северные Водяные ворота: там было меньше народа. Спустя некоторое время он появился возле храма Шри Ранги. Голова у него была досиня выбрита, и одет он был совсем по-другому.

Возле приземистого темного гопурама было полно прокаженных, нищих и паломников. Отбиваясь от них, Мурти вошел в храм. Перед алтарем молился высокий седой жрец с белыми полосами на лбу. Мурти прилег рядом с ним на теплых камнях и прошептал:

— Важное письмо для махарани...

Жрец словно ничего и не слыхал. Закончив молитву, он неторопливо пошел к выходу. Мурти последовал за ним. Через полчаса оба они оказались на площади в центре города, у старого дворца Водеяров. Веранда дворца была затянута широкими полосами разноцветных тканей. У заднего входа перед ними скрестили пики два чернобородых стражника.

— Кто такие?

Жрец указал на Мурти:

— Это джетти — новый банщик при семье махараджей.

Сипаи зорко осмотрели мощную фигуру Мурти и не спеша убрали пики. Великие любители смотреть на поединки гладиаторов — джетти, что происходят по праздникам перед дворцами Водеяров и Хайдара Али, сипаи отлично знали, что джетти с незапамятных времен служили еще и банщиками при Водеярах. Знали они также и то, что не один член правящего рода пал от руки подкупленного джетти, когда во время омовения тот внезапно резким движением свертывал голову жертве, ломая шейные позвонки.

Жрец прошел по коридору, в котором толпились приживальщики и челядь, и стал перед дверью, ведущей во внутренние покои.

— Тс-с-с! — приложил к губам палец страж у двери. Махарани молится и размышляет. К ней нельзя...

Жрец и Мурти беспрекословно повиновались.

За дверью, в роскошно убранной комнате, сидела на ковре еще молодая красивая женщина. Неподвижный взгляд ее был устремлен на темную статуэтку, по бокам которой курились палочки агрбатти [93] Агрбатти — палочки с наклеенными на них сандаловыми опилками. , источавшие сладкий дурманящий аромат. Она сидела так уже не один час, погруженная в глубокие раздумья.

Это была Лакшми Аннаманни — махарани Майсура.

Двадцать два года назад юная Аннаманни — дочь киладара крепости Тируччираппалли, вместе с еще одной девушкой была выдана замуж за Кришнараджа Водеяра, когда у того умерла жена. Кришнарадж Водеяр, слишком слабый душой и телом, не мог и мечтать о борьбе с Хайдаром Али. Мало чем отличался от него и нынешний махараджа — Чамрадж Водеяр VIII. И Лакшми Аннаманни, женщина непреклонной воли, наделенная на редкость гибким умом, мало-помалу стала душой интриг и заговоров против Хайдара Али, которые без конца плелись во дворце махараджей.

Все эти годы в махарани жила жажда мести. Она неустанно молила бога Вишну, чтобы тот ниспроверг узурпатора Хайдара Али. В своей молельной комнате, глядя на лежащую на боку фигурку божества — точную копию идола в храме Шри Ранги, — махарани нередко в исступлении шептала: «Восстань же, наконец, великий Вишну! Пробудись ото сна! Порази Хайдара Али и его семью стрелами гнева за оскорбление моего древнего рода! Ввергни в огонь, затопи водой дерзкого наика за унижение Водеяров, за то, что он посмел отнять у них власть и самодержавно править Майсуром!» Однако Вишну был глух к этим страстным призывам. И словно злой рок преследовал Водеяров. Все попытки свергнуть Хайдара Али оказывались тщетными. Мыльными пузырями лопались заговоры. Хайдар Али был неуязвим.

О, как ненавидела Лакшми Аннаманни презренного наика! Выглядывая тайком из-за занавесей, она видела, как в стоящем напротив дворце Хайдара Али кипит жизнь, как к его порогу прибывают гонцы со всех концов государства. Еще больше негодовала махарани, видя, как Хайдар под приветственные клики народа поднимается по лесенке на слона, отправляясь в очередной военный поход. Все нити управления Майсуром сходились к нему, а не к ее дворцу. И махарани, задыхаясь от ненависти, лихорадочно изыскивала все новые и новые пути свержения узурпатора.

Хадар Али не считал нужным уничтожать Водеяров. Зная о древней слепой преданности майсурцев Водеярам, он не желал восстанавливать народ против себя. Да и зачем? Он был регентом и далаваи. Вся власть была сосредоточена в его руках, хотя государственные дела он вел от имени махараджей.

Поэтому Водеяры могли спокойно жить в Шрирангапаттинаме. Поэтому в дни досехры [94] Досехра — старинный хиндуистский праздник, широко отмечаемый в Майсуре. махараджа Чамрадж Водеяр VIII, восседая на своем мишурном троне, мог наблюдать с веранды дворца, как мимо проходят майсурские войска и пышные процессии. Сипаи и народ кричали Чамраджу слова преданности. Сам Хайдар Али складывал к его ногам очередные военные трофеи. Но махараджа был лишь жалкой игрушкой в руках узурпатора. Сипаи Хайдара Али стерегли все входы и выходы его дворца. Водеярам принадлежали какие-то жалкие сто тысяч хунов — доход от их личного джагира [95] Джагир — феодальный земельный надел. , а не вся казна.

При народе Хайдар Али низко кланялся махарадже, но, раскрыв очередной заговор против себя, он с таким холодным презрением выговаривал ему, словно тот был провинившимся мальчишкой. И махарадже не оставалось ничего, как молча глотать оскорбления да мысленно жестоко казнить дерзкого наика.

Порой, помимо своей воли, махарани восхищалась успехами Хайдара Али на полях битв, его дипломатическим талантом. На ее памяти майсурские сипаи, которым истощенная казна не платила по многу месяцев подряд, не раз толпами приходили к дворцу Водеяров, проникали во внутренние покои и даже в спальню самого махараджи, требуя уплаты жалованья. Это было невероятным унижением для правящего рода. При Хайдаре Али такого не случалось ни разу.