Дэвид Гилман - Бог войны

Пробираясь по деревне, они насчитали четырнадцать домов, частью с тростниковыми кровлями, частью едва ли не сараев, накрытых шкурами. Вероятно, в деревне жило человек семьдесят. Сломанные хлевы и разбросанные куриные перья вокруг незапертых курятников поведали, что хищники навещали оставленных без присмотра животных не меньше недели.

– Там! – вдруг указал Мёлон.

В дальнем конце деревни, сбившись в кучу, сидели мужчины, женщины и дети, ввалившимися глазами со страхом взирая на приближающихся всадников.

– Поговори с ними, – приказал Блэкстоун Мёлону. – Узнай, сколько выживших.

Томас остался на месте, а Мёлон осторожно приблизился и заговорил со съежившимися селянами.

– Не меньше двадцати ушли в лес, – доложил он. – Остальных похоронили в яме на пастбище. Они не знают, что делать, так что остались здесь. Еды, почитай, никакой, зато воды вдосталь.

Повернувшись, Блэкстоун срезал с рамы распяленную для сушки козью шкуру, а потом, осторожно взяв труп за рукав у запястья, перетащил на нее. И окликнул пикейщиков:

– Стащите кровли и используйте их, – с этими словами он перетащил труп через порог хибары. Солдаты было замялись, но, видя, как Томас собирает покойников, вскоре последовали его примеру.

– Давайте их на помощь! – приказал Блэкстоун, указав на жителей деревни. – На остриях пик, если потребуется.

Мёлон тащил тело на коровьей шкуре, срезанной с одной из кровель.

– Мы не можем делать этого в каждой встречной деревне. Риск слишком велик.

– Понимаю, – признал Томас, сообразив, что задача почти непосильна, – но это селение представляет опасность для других, а если есть и другие выжившие, мы дадим им шанс. Неизвестно, насколько далеко и быстро зашла чума. Сожжем все. Если эти люди останутся в живых, то смогут отстроиться заново.

К исходу дня они собрали тридцать семь тел мужчин, женщин и детей, сложив их в один из домов. Стащив тростниковые кровли с других домов, забросали тела ими. Утирая пот с лица, Блэкстоун ужаснулся при мысли, что резкий привкус соли на губах может быть предвестьем болезни. Как только последние трупы накрыли, к нему подошел Мёлон.

– Селяне просят разрешения потолковать с вами, сэр Томас.

Томас поглядел на вилланов, стоявших, склонив головы и почтительно сняв шапки.

Перевел вопросительный взгляд на Мёлона, но тот лишь развел руками.

Мёлон подогнал вперед неохотно ступавших мужчин и женщин, державших очи долу, в отличие от детей, таращившихся на лицо со шрамом во все глаза.

Один из мужчин подтолкнул другого, побуждая его заговорить. Ходатай поневоле шаркнул на полшага вперед.

– Господин, мы маемся в сей веси. Тут священник не бывал уж сколько лет, да и монахи с монастыря в Шульоне в такую даль не забираются.

– С этим я ничего не могу поделать, – отрезал Блэкстоун, ни на миг не забывавший зверств местных жителей.

– Господин, – продолжал ходатай, – молим вас сказать за тех, кто помер. Без священника иль монаха лишь человек видный вроде вас ведает слова, дабы благословить их души и засвидетельствовать грехи наши.

Блэкстоун никак не мог взять в толк, чего от него хотят. Мёлон приподнял брови.

– Они хотят, чтобы вы произнесли заупокойную молитву и исповедовали их. Они боятся умереть без исповеди.

Томас увлек Мёлона в сторонку.

– Я не исповедник и не поп, – чуть громче шепота произнес он. – Почему они просят этого от меня? Это ведь я их вешал и клеймил.

– Я уже слыхивал о таком. Лучше исповедаться даже простолюдину, нежели скончаться с бременем на душе. Вы будете их спасителем, сэр Томас, – ответил старый служака, а затем осмелился присовокупить: – Вот такой оборот кругом, разве нет?

Его люди вернулись к лошадям, а Блэкстоун, сидя на табурете для дойки, выслушивал исповедь за исповедью у стоявших перед ним на коленях в грязи. А затем, когда он и его люди бросили факелы на хибары, произнес заупокойную молитву, смутно припомнив причитания священника родного села, слышанные в отроческие лета.

В ту ночь, отъехав от деревни на добрую милю, Томас и его люди сидели нагишом, закутавшись в свои плащи, пока их вещи, выстиранные в реке, сохли у костра. Вдали небо озарялось пламенем погребального костра, исторгавшим мерцающие искры душ, отбывающих в темные небеса.

Шли дни. Они миля за милей ехали по пустынной местности. Трупы валялись в полях и на обочинах дорог, целые группы мертвых странников лежали вокруг остывших кострищ. Некоторые из деревень Блэкстоуна благоденствовали, и он растолковал их жителям, как защититься; другие превратились в пустыни, населенные призраками, и были преданы огню.

Их странствие дало провизию и брошенный скот, и в обмен за некоторые припасы Томас заполучил еще два поместья, даже не вынув меча из ножен: обнищавшие рыцари присягнули ему на верность и поклялись владеть землей от имени Томаса. Каждый день, как только разбивали лагерь, он заставлял людей раздеться донага и показаться, нет ли на них бубонов или сыпи, и сам поступал точно так же, чтобы остальные знали, что он не заразен. Ко времени возвращения измотанного отряда в Шульон его сопровождали две телеги, запряженные лошаденками селян и нагруженные мешками с зерном, бочонками с копченым мясом и соленой рыбой и клетками с курами. На перекресток они прибыли с целой процессией коз и коров. Брать и резать свиней, найденных в чумных деревнях, Блэкстоун не позволял. Вызвав Перенна к мосту, он приказал, чтобы люди держались подальше, пока они подходят к воротам Шульона. Там он призвал к себе Гино и приказал принять припасы и животных. После этого он и его отряд спешились и стреножили лошадей. Солдаты и горожане собрались на стенах.

– Гино! Выставь еду и питье. И уксусную воду! Мы там останемся на несколько дней, – указал Блэкстоун участок в сотне шагов.

Гасконец принялся выкрикивать приказания, и распоряжения Томаса были исполнены. Мёлон и двое солдат уже разводили костер. Блэкстоун подошел поближе к стене у места, где свесился сверху Гино.

– Не было новостей от кого-нибудь? Гонцов? – спросил Томас.

– Ни единой. Ни окаянного словечка. Ни паломников, ни путников. Неужто весь мир вымер?

– Чертовски близко к тому. Благодарение Богу за стены.

– Истинно, ну, я рад за них, но менял вахту в монастыре чаще, чем вы сказали, потому что люди уже на стенку лезут. Еще немного, и не миновать драк. Некоторые из шлюх жалуются!

– Жалуются или стонут? – подкинул Блэкстоун.

Гино рассмеялся.

– Ладно, верно, эту проблему я улажу, эти люди нужны нам здесь.

Блэкстоуну ли не знать, что значит сидеть в четырех стенах.

– Ладно. Что-нибудь сделаю. Пришли нам свежее платье. Это провоняло насквозь, как бы часто мы его ни стирали. Как моя жена и сын?