Трейси Шевалье - Тонкая нить [Литрес]

Тогда мисс Песел сама закончила ее мысль за нее:

– Значит, вы хотите вышить что-то такое, что полностью будет вашим, чтобы все это видели, когда будут пользоваться?

– Да.

Мисс Песел смотрела на нее так, словно ждала немедленного ответа. Вайолет поняла, что наставница хочет более полного объяснения, но она еще сама не продумала все как следует.

– Я выросла в Саутгемптоне, – начала она, – и мы ходили в собор Святого Михаила. Моя мать до сих пор туда ходит.

– Я тоже там бывала. Красивый храм.

– Я хожу в церковь с детства – в воскресную школу, на занятия по Божественной литургии, на воскресные службы, – но никогда по-настоящему не чувствовала себя в храме как дома. Особенно… особенно после того, как на войне погиб мой брат. Заупокойную службу по нему провели чисто формально и поверхностно. Наш викарий отслужил столько подобных служб, что барабанил все как по нотам. Он знал нашего Джорджа, но повторял священные слова, точно попугай, не вдумывался в смысл сказанного.

Она замолчала.

– Наверное, обидно было это слушать, – вставила мисс Песел.

– Если бы только обидно… Я была просто ошарашена. Мне казалось, что не только Бог отвернулся от нас, но и сама Англиканская церковь тоже. Никаких ответов на наши жгучие вопросы, никакого утешения – ничего. Мне хотелось, чтобы викарий примирил меня с Богом, показал мне Его любовь, примирил с Его гневом, который Он обрушил на целое поколение мужчин, а косвенно и на женщин, но викарий не сделал этого. Увидев такое, я совсем перестала ходить в церковь. По воскресеньям у меня почему-то всегда с утра болела голова. Моя мать постоянно жаловалась и ворчала, что я бесчувственная сестра и дочь. А вот отец меня понимал, хотя ни разу об этом не сказал… – После недолгого молчания Вайолет добавила: – Здесь я надеюсь снова посещать церковь. – Она оглядела высокие каменные стены, огромное пространство над головой. – Но собор меня подавляет, любой собор. И духовно, и физически. Я думала, что, если здесь останется хотя бы маленькая частичка меня, это мне как-то поможет. Небольшой личный вклад, он помог бы мне чувствовать себя, как и все, причастной. Что-то такое, чем и я могла бы пользоваться, и другие тоже. Кайма на подушечке для сиденья не совсем то же самое, что подушечка под колени.

Мисс Песел кивнула:

– Ваши слова напомнили мне о многих людях, которые приходят сюда и зажигают свечку. Маленький язычок пламени в огромном пространстве собора. Они смотрят на него, снова приходят и снова зажигают это пламя. Это их личное пламя.

– Да, но только подушечка живет дольше, чем свечка.

– Верно. Ну хорошо. – Мисс Песел встала и вытянула руку, указывая на лежащие кругом подушечки для коленопреклонений. – Выберите себе композицию, которую вы хотели бы вышить.

Все закончилось точно как и хотела Вайолет, хотя она не ожидала, что все произойдет так быстро и определенно. Но Луиза Песел была женщина решительная. И теперь Вайолет должна выбрать. Впрочем, она уже знала, чего хочет, и указала на подушечку с клетчатыми желудевыми шляпками – ту самую, которую вышила незнакомка с инициалами Д. Дж.

– Да, это очень хорошая тема, – снова кивнула мисс Песел. – Я довольна всеми композициями, в общем и целом, но, как и у всякой матери, у меня есть любимчики. Ну, пошли, сходим сейчас к нам, подберем для вас материалы. Ключ у меня с собой.

– Но миссис Биггинс…

– С миссис Биггинс я разберусь сама… впрочем, предлагаю вот что: ее задание по вышивке каймы сделайте тоже, если, конечно, у вас хватит времени. Не станем же мы проваливать ее планы.

День рождения миссис Спидуэлл был в начале июля и выпал на первую субботу. Том и Эвелин организовали у себя в саду праздничный обед. День был погожий, солнечный и жаркий, но мать Вайолет настояла на том, чтобы надеть синее шерстяное платье с длинными рукавами и толстые чулки, словно на улице стоял ноябрь.

– О боже, нет! Я же помру от этой жары! – заявила она, как только вышла в сад и увидела там аккуратно накрытый стол с серебряными приборами на выглаженной скатерти и вазу с букетом из только что срезанных маргариток и цветков дельфиниума.

Марджори с лейкой в руке прилежно поливала какие-то растения, а Эдвард, не обращая внимания на ее протесты, лихо сбивал их палкой. Миссис Спидуэлл сощурилась, глядя на них и слушая их крики.

– Мы посадим вас в тень, – заверила ее Эвелин, явно не желая еще раз накрывать на стол в помещении. – И мы приготовили для вас веер, он лежит на столе, рядом с вашим прибором.

На Эвелин было элегантное платье, розовое с серым, в цветочек, Вайолет даже позавидовала, но Эвелин было явно жарко в нем, и она казалась рассеянной.

Вайолет улыбнулась про себя. Не часто ее невестка делает такие промахи. Надо было заранее объяснить Эвелин, что мать не любит сидеть во дворе, когда жарко. Когда семья Спидуэлл на каникулах отдыхала на острове Уайт и все пили чай на солнечной лужайке, миссис Спидуэлл оставалась сидеть в гостевом домике у окошка.

На острове Уайт они проводили каждое лето, две недели в августе, с самого детства Вайолет и частенько ездили в город Вентнор. Счастливее, чем там, Вайолет отца не помнила: он брал напрокат лодки, и они плыли по морю к Теннисон-Даун и дальше, до Ниддлс-Хедленд, где отец, закатав повыше брюки и повязав носовой платок на начинающую лысеть голову, ковырялся среди окаменелых останков динозавров на берегу. Он был счастлив, поэтому и Вайолет была счастлива. Впрочем, счастливы были все, даже ее мать, которая, освободившись от тяжкой домашней рутины, отмякала сердцем и становилась добрее. Только однажды, когда Вайолет было двенадцать лет, они попробовали съездить в другое место, в Гастингс, в гости к сестре миссис Спидуэлл, Пенелопе, и все очень скучали по острову Уайт. Эта традиция была столь крепка, что пережила смерть Джорджа. Эвелин пришлось смириться, с натянутой улыбкой она согласилась съездить туда на пару недель.

– Какой у тебя прекрасный садик, Эвелин, – заметила Вайолет, на этот раз она выступила в роли примирительницы. – Так здорово посидеть за столом на свежем воздухе. Но чай можно попить и в доме, а мама будет открывать подарки.

– Сейчас подарки! Сейчас подарки! – закричал Эдвард, а Марджори его поддержала, правда не столь восторженно. – Бабушкины подарки сейчас!

Услышав про подарки, бабушка засияла и села на свое почетное место в тени.

– Вы будете ячменный отвар, миссис Спидуэлл? – спросила Эвелин.

Она никогда не обращалась к свекрови по имени, да никто и не пытался поощрять ее в этом.

– Нет-нет, дорогая, на такой жаре горячий чай будет в самый раз, – отозвалась миссис Спидуэлл, раскрыла японский веер и принялась обмахиваться. – Вы же знаете, дорогая, он благоприятно действует на капилляры.