Григорий Вермишев - Амирспасалар. Книга II

— Хоп! — односложно ответил кипчак, садясь на коня. Длинная цепь всадников на низкорослых лошадях вытянулась с окраины села по горной тропе. «Так затягивается петля аркана», — провожая взглядом конницу, подумал Захарий.

Поздно ночью туманы по горной лощине подошли к покинутому жителями селению Мукнариндж. Здесь Савалт-хан дал передышку конникам. С первыми проблесками зари он был уже на ногах. Выстроив в лощине туманы, он стал внимательно наблюдать за Басенским утесом. Огромной темной массой возвышался замок. Но вот в лучах восходящего солнца на скале беспорядочно заметались человеческие фигурки…

— Вперед! — негромко приказал Савалт.

Появление кипчакской конницы в тылу султанского лагеря вызвало панику. С диким ревом по равнине носились верблюды, перекрывая воинственные клики кипчаков. По дороге к Арзруму вскачь удирали отдельные всадники. Из крытых повозок несся испуганный визг женщин гаремов. При обозе были сотни рабов и пленников, они радостно бросались навстречу нападающим и, крестясь, кричали:

— Христиан! Христиан!

Недолго длилась сеча с охранниками. Покинув обоз, они бросились наутек. Савалт-хан пробился к караванному пути. Окружив лучниками лагерь, он помчался во главе своих кипчаков по дороге к Даройнку, откуда доносился гром битвы.

Привилегированное султанское войско — гулямская гвардия и дворцовые огланы — были размещены в городке. Султан видел с высоты, как из домов выбегали гулямы, наспех прилаживая доспехи и оружие. Табунщики уже пригнали с реки скакунов, их быстро седлали невольники. Впереди выстроенных на городской окраине гвардейцев появился огромный всадник на белом арабском коне. Бейлербей! Он отдал короткое приказание, и пять тысяч отборных всадников двинулись вперед. Подойдя к месту боя, гулямы испустили дикий вопль и, высоко подняв кривые сабли, стремительно обрушились на конницу Вачутяна.

Выставив тяжелые копья, армянская конница остановила первый натиск гулямской гвардии, потеряв почти половину состава первых рядов. Закипела сеча. Бейлербей ехал впереди гулямов, распевая суру Корана, разя направо и налево. За ним следовали эмир Кобак и сюбаши Картай, который уже знал об участи, уготованной ему султаном после боя. Вачутян встретился с ним один на один. После непродолжительной схватки князь страшным ударом рассек шлем противника. Картай-бек, бездыханный, повалился с коня. Бой продолжался с возрастающим ожесточением. Охваченные боевым пылом гулямы и присоединившиеся к ним конные огузы теснили армянских латников к замковой скале. Вдруг воздух дрогнул от пронзительных звуков медных труб и рожков. По арзрумской дороге, широко развернувшись, неслись кипчакские туманы. Степные кони, вытянув шеи и прижав уши, мчались бешеным наметом. Впереди, крутя над головой длинную саблю, летел Савалт-хан. Поле боя огласил ужасающий визг кипчакских всадников.

— Вперед, храбрецы! Пришла подмога, круши врага! — радостно закричал Вачутян.

Армянская конница бешено врубилась в ряды гулямов. Пал доблестный Кобак. Был убит скакун под бейлербеем — с трудом вызволили Баралтая оруженосцы. Атакованная с двух сторон султанская гвардия дрогнула и стала беспорядочно отходить к склону замковой скалы.

Жестокая сеча продолжалась с переменным успехом. Пересев на свежего коня, Баралтай снова восстановил порядок в войске. Посадив часть сипахов на коней, он возобновил бой. Дружины алпов сражались с обычным ожесточением. Но курджии продолжали свой отчаянный натиск на расстроенные султанские таборы. Рукн-ад-дин с вершины утеса следил за ходом сражения. Оттянув потрепанную гвардию, он ее спешил и стал готовиться к обороне замка. Это решение возмутило лихих огузских наездников, привыкших к просторам конных боев. Все больше всадников стало уходить к речной пойме под предлогом ловли коней; но сипахи продолжали упорно биться. В перерывах между боевыми схватками они грозили курджиям кулаками и оружием, озлобленно выкрикивая оскорбительные слова в адрес врага. И уже не раз оглядывались, отирая пот с лица, утомленные воины авангарда Захария на маячившие в сизой дымке высоты Болорпахака, ждали появления своих главных сил.

Ваган быстро договорился с главным лекарем. Старый Арроб был человеком смелым и на вопрос амирспасалара: «А не слишком ли близко от боя замыслил раненых врачевать, почтенный?» — он спокойно ответил:

— От торжествующего конного врага все равно не уйти, государь амирспасалар!

— А ты веришь в нашу победу? — невесело улыбнулся Захарий.

— Да, верю.

Амирспасалар с уважением посмотрел на худощавого еврея:

— Тогда действуй, рабби!

На рассвете из Коша двинулись лекари на мулах; во вьюках везли палатки, лекарский инструмент, полотно и корпию, горшки с отваром мандрагоры для усыпления раненых (хоть и осуждали отцы церкви лекарей за греховное снадобье — «не должно смертному избегать ниспосланных Богом страданий!»). Следом шли горцы с носилками. Палатки разбили на площади в Сурб-огане, тут же на открытом воздухе в тени немногочисленных карагачей установили столы для операций, разложили на чистом полотне инструмент, быстро вскипятили в котлах воду [100] Полевые госпитали существовали на Востоке со времен халифата (начало IX в.). У арабов в войсковых лазаретах имелись верблюды с носилками, в которых везли раненых и больных воинов, а также палатки, медикаменты, инструмент и перевязочные средства, в частности корпию. Медики ехали на мулах. Арабы умели производить операции под наркозом (отвар мандрагоры), против которого восставала христианская церковь (см.: Е.Разин. История военного искусства, т. II, стр.116). . Ваган со своими горцами двинулся вперед, в сторону замкового утеса, где уже стояло облако пыли и шла сеча. Смело проскальзывая между конями, отбиваясь от наседавшего врага, горцы выхватывали из боя раненых и несли их в Сурб-оган. Старик хирург орудовал, держа в руках нож или пилу со следами крови, изредка покрикивая для острастки:

— Терпи, молодец, сейчас кончу! А тому дайте-ка чару мандрагоры, потом я им займусь. Сюда мумиё [101] Мумиё — старинное лечебное средство на Востоке. ! Да пошевеливайся, увалень…

С летовок прибыли арбы с погонщиками. Наложив вороха сена, Ваган отправлял раненых в верхние селения. Мертвых укладывали на паперти храма, прикрыв им лица.

Битва продолжалась.

«Самому спокойному воителю на свете», как шутливо прозвали Давида Сослана друзья, в эти тревожные дни изменило спокойствие. Строгий соратник поставил перед ним сложную боевую задачу. Трудности представлялись почти неодолимыми. Он должен был (точно рассчитав время!) подоспеть с главными силами к месту сражения вскоре после завязки сражения, когда султанцы будут заняты сечей с авангардом Захария и оставят без внимания непроходимые теснины Болорпахака. Но самое малое промедление в пути, с опозданием выхода главных сил на поле, могло оказаться пагубным для исхода боя, привести к разгрому грузино-армянских войск… Такова была сложная стратагема амирспасалара, и было от чего поволноваться Сослану и его разумному помощнику Тореди. В конце концов при расставании на перевале Мецрац договорились, что Сослан с главными силами расположится на караванном пути в четырех фарсахах от горного прохода и на рассвете по двум дорогам выступит к месту битвы.