Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

Какое совпадение! Именно об этой «психологии эмигрантов» в вождях большевизма писал и Короленко. О том же напишет и Рожков. Скрученные эмигрантскими склоками, погрязшие в одном зложелательстве, оторванные от Родины едва ли не с гимназических лет, а зачастую и чуждые ее культуре, ничего общего не имеющие с народом (кроме формальной общности языка), они так и вывалились на политическую сцену России, вроде как в исподнем, еще не остывшие от склок, и тут же принялись за свое костоправное дело.

«Психология эмигрантов». Она и теперь проглядывает в эмигрантах из бывших диссидентов. Многие уже порвали с Россией, а есть и такие, что не только чужды, но и враждебны ей — народу и культуре.

Из дневника графа Чиано (зятя Муссолини), расстрелянного своими же (фашистами) в 1944 г.

То самое звание, которое столь унижало Пушкина.

Из разговора Николая Второго со Столыпиным:

— Вы знаете день моего рождения, Петр Аркадьевич?

— Как же, Ваше Величество, 6 мая.

— А день какого это святого, знаете?

— Нет…

— День Иова Многострадального!..

Это ему будет предлагать Сталин построить дачу возле себя. Честь и доверие неслыханные.

Одиночество давило вождя в годы после Великой Отечественной войны. Старость обостряет одиночество.

Обе жены в могилах. Старший сын Яков (от первой жены) расстрелян немцами. Василий беспутничает, вечно пьян. Светлана не хочет с отцом быть под одной крышей, избегает его.

Чужие люди. Пустой дом. Один среди людей-волков.

ски пренебрежительно. Иногда пробовали надуть, присвоить рукопись — было и такое. Иногда при редактировании нагло уродовали текст — и я забирал рукопись. Лишь после «БЛИКа» рукопись пошла в работу — это было ее пятое пристанище. Мало написать книгу, измочалив сердце, — нужно еще пробиться к читателю, тратя на это сил не меньше, нежели на работу с рукописью. Я уже понемногу привык к этому и лишь окаменело-безразлично наблюдаю за всеми манипуляциями. Где-то в душе спеклась боль, а молчишь…

Да и было ли в моей жизни иначе?..

(А «БЛИК» тоже надурачит меня.)

«Известия», 1990, № 231,18 августа.

Панин Д. «Лубянка — Экибастуз». Лагерные записки, с. 330–331.

Пересвет — герой Куликовской битвы, монах Троице-Сергиева монастыря, до пострижения — боярин. 8 сентября 1380 г. вступил в единоборство с татарским богатырем Темир-мурзой (Челибеем). По преданию, они сшиблись с такой силой, что оба пали замертво.

Ослябя вместе с Пересветом сопровождал великого князя Дмитрия Донского на Куликово поле, где и принял участие в битве.

Скобелев, Михаил Дмитриевич — герой войны болгарского народа с турками (1877–1878). Обладал исключительной личной храбростью, солдаты боготворили генерала. В боях всегда появлялся верхом на белом коне, за что был прозван Белым Генералом. В Москве на народные пожертвования ему был установлен памятник (сейчас на том месте красуется памятник основателю Москвы князю Юрию Долгорукому).

Памятник Дзержинскому был снесен в августе 1991 г. — Прим. ред.

Было бы чистой нелепостью считать, что все без исключения работники КГБ связаны с преступной деятельностью против народа. Однако же сама работа в таком учреждении, безмерно кровавая история этой тайной службы, ее огромная, неизбывная вина перед народом не могут не вызывать у людей определенных чувств. История навечно выжгла позорное клеймо на физиономии этой глубоко законспирированной, бесконтрольной и безнравственной организации из нескольких миллионов сотрудников, опирающихся на целый океан доносителей, добровольных и платных.

Когда лет 20 назад я выводил на бумаге подобные слова, мне было очень не по себе. Я долго учился писать без внутренней цензуры. И впрямь, вдруг увидят чужие глаза! Дни и ночи это ощущение угрозы расправы и чувство совершенной беспомощности. Но делать надо, и бьешь на машинке строку за строкой…

И где бы ни был, в памяти держишь: в доме никого, а рукопись на столе, одна… В доме никого!

И ни на мгновение, никогда об этом не забываешь, даже во сне.

Трудно жить в стране, где убийц не наказывают. Где творят беззакония — и зовут к гражданскому согласию.

Спокойно убивают, спокойно насилуют, спокойно морят голодом сирых, слабых и старых (на миллионы душ) — и вальяжно, спокойно живут.

Что же ты, народ?!

Сталин не уважал Молотова, держал за исполнителя, отведя ему, судя по фактам, в недалеком будущем роль центральной жертвы на процессе, подобном бухаринскому. Смерть диктатора спасла Молотова.

Жена Сталина покончила с собой 8 ноября 1932 г., ей был 31 год. Дочь напишет о матери через 31 год после ее гибели: «Ничего хорошего ее не ждало. Рано или поздно она оказалась бы среди противников отца… Быть может, судьба даровала ей смерть, спасшую ее от еще бблыпих, ожидавших ее несчастий?..»

А. И. Лукьянов — последний Председатель Верховного Совета СССР (1989–1991). Был арестован по делу о путче верхушки КПСС и КГБ в августе 1991-го.

Я хорошо помню сообщение Би-би-си о том убийстве. Оно поразило многих. Тогда же был назван виновник убийства — ДС. Однако все понимали: за ДС стоят КГБ и Андропов. Торжествовал все тот же принцип: не пойман — не вор.

Все это, безусловно, не относится к внешней разведке ВЧК-КГБ, которая обеспечивала интересы Отечества. Внешняя разведка ВЧК-КГБ сама являлась жертвой своей же системы, точнее, той системы, к которой принадлежала, и понесла неоправданные и дикие по бессмысленности и ценности потери.

Это были особые дивизии, предназначенные для карательных действий. Именно эти дивизии начал стягивать Берия к Москве в начале лета 1953-го — к решающей схватке за власть, но… опоздал. Хрущев действовал напористей.

После нескольких выступлений в своем избирательном округе, на которых я настоятельно советовал ознакомиться с некоторыми работами Ленина из 45-го тома его сочинений (разумеется, обосновывая интерес к ним), сотрудник КГБ обратился в библиотеку района с просьбой составить список всех, кто затребует данный том.

Мы не народ и даже не население, а всего только жертвы. Умеем нести боль, умеем покорно нести тяготы по вине негодяев, умеем молча умирать.

Берия: конец карьеры. М., Политиздат, 1991.

«Аргументы и факты», 1991, № 14.

Помощник Маленкова Дмитрий Николаевич Суханов рассказывал о своем высоком начальнике: при телефонных разговорах со Сталиным в своем кабинете тот всегда стоял, хотя вождь, разумеется, не мог его видеть.