Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

И все равно человечество нащупает путь к справедливости, пробьется к смыслу достойной жизни: будут высшая духовность, уважение и любовь между людьми. Не будет места в жизни высшей добродетели капитализма — наживе, которая безнадежно калечит, похабит, отравляет бытие людей. Будет изгнан смысл оправдания всего наживой…

А внизу, совсем близко у ног людей, уже захлестывая их, клокочет, поднимаясь, необозримое пространство крови…

Запись из моего дневника (9 июля, вторник, 1970 г.):

«С рассвета — белые лоскутки облаков. Небо густой синевы. И все ярче, горячей солнце. И уже резкие тени в траве, лесу.

Раскачиваются ветки яблони подле моего окна. Скворчат слетки скворцы.

Возле черемухи всегда гудят мухи, жуки, а лепестки на самой длинной ветке (она из тени сарая тянется к свету) свернуты тлей в желтоватые трубочки.

Доцветают купальницы — тропинки под окнами в крупных янтарных лепестках: я привез их из леса и посадил здесь два года назад. Слетки скворцы уже ворчливо скрипят на березах вокруг скворечен.

Я пошел и прилег на штабель теса — горячие доски накалили спину. Солнце быстро заплавило лицо жаром…

Цветут незабудки, полянка у забора — темно-голубая. Напевает мухоловка-пеструшка: повторяющаяся, однообразная песенка.

Чуть заметно подрагивают листья на яблоне — возле самого подоконника.

Измучен литературной работой до степени, когда притупляются инстинкты. Словно в тифу, и этот тиф еще не оставил меня…

К полудню небо принялось хмуриться, то накрапывал дождь, то снова сияло солнце, а вдали погромыхивал гром.

По дороге к озеру вечерами грустно распевают целые хоры зарянок, а совсем возле озера, в темном еловом бору, всегда звучно и громко поет певчий дрозд. Невдалеке поют и другие, но песня этого особенно богата и полнозвучна. Он набирает строфы неторопливо, словно наслаждаясь в паузах отголосками своего чудного покрика. Обычно поет он в сумерках, когда лес погружен в тишину, и уже бело выходит луна — без света, пустая, недвижная. Этот бор на болотистой почве. В сильные ветры здесь часто рушатся ели. Тропинки замшелые. Шаг по ним бесшумен. А вокруг смещаются столбики комаров…

Благословенно лето, благословенно тепло, благословенны звери, листья, трава, ветры, реки и солнце!

И будь проклята эта борьба за жирный кусок, насыщение честолюбия, подлая и преступная возня за власть! Каким-то гнойным нарывом на теле природы эти дела людские…

Солнце, трава, дороги, лесные закоулки, тихие ручьи… кланяюсь вам, люблю вас. Для меня только вы и есть правда жизни…»

Я знаю чудовищную русскую поговорку: «Москва слезам, не верит».

Она это доказала.

И все же. «Есть и высокое в мире, и даже торжествующему злу не поглотить это высокое…»

Август 1983 г. — апрель 1990 г. [152] Рукопись залежалась, и кое-что, иногда довольно объемное, я продолжал вносить вплоть до дня, когда книга пошла в набор. Как же устаешь жить в ненависти! Неужто так и не удастся сбросить ненависть этого мира с плеч и уйти? Уйти — и не поворачивать больше лицо навстречу яду слов, искаженным лицам и глазам, заплавленным в злобу… Я не ваш — это верно.

Р. S. Моя квартира на последнем, седьмом этаже. Дом на холме, и она капитанским мостиком возвышается над всей округой.

За окнами — Ленинградский проспект, метро «Сокол», через парк — дом, там жила мама. Не увижу я ее больше, никогда не увижу…

В этих местах прошли моя юность, молодость…

Моя горячая нежность пишущей машинке «Olympia». Она во все годы работы ни разу не подвела меня, вынесла все десятки тысяч страниц черновиков и беловика!

Почти 31 год работы над этой темой — позади. Я чувствовал себя то открывателем, то узником, то хранителем истины, то измученным, почти сломленным человеком. Но я выстоял. Вот она, стопка рукописи: 31 год работы — в ней.

Изд-во «Двуглавый Орел». Типография Евгения Александровича Гутнова, Berlin S. 14, Dresdnerstr. 82–83. 1920 г.

Эта книжечка, как и воспоминания генерала барона Врангеля, была подарена мне в Гренобле весной 1991 г. Ириной Николаевной N.

К концу работы над «Огненным Крестом» картина преступления революции перед русским народом и царствующей семьей Романовых у меня вполне сложилась. Документ В. М. Руднева приколачивает революцию к доске позора и вечного проклятия. Это было неоправданное, изуверское разрушение русской национальной жизни.

Молодая Россия, только набравшая силу, только распрямившаяся для жизни, в ореоле великой культуры, оказалась, как молодое крепкое дерево, злонамеренно вывернута с корнем и брошена на погибель. С нею расправились именем демократии.

Россия до Февраля 1917 г. являлась прежде всего молодым государством — его становление, весь расцвет были еще впереди. Гении Пушкина и Лермонтова пришлись лишь на самую первую пору его весны. Молодая Россия оказалась загублена на взлете.

Председатель кабинета министров Великобритании в годы мировой войны.

Ведущая английская газета.

«Союзники России мало сделали для того, чтобы отплатить за русские жертвы, принесенные ради них в 1914 г.», — признает Британская Энциклопедия (Brit. Encycl., 14-е изд., статья World War).

Министр внутренних дел, уволенный в отставку в середине марта 1916 г.

Самоуправление.

Президент Франции в 1913–1920 гг.

•Лопухин В. Б. Люди и политика. — «Вопросы истории», 1966, № 9—11.

В свою очередь 21 ноября 1855 г. в Петербург курьером из осажденного Севастополя прибудет с донесением о действии артиллерии в день штурма и Лев Николаевич Толстой.

Коковцев, Владимир Николаевич, родился в год начала Крымской войны (1853) в семье богатого новгородского дворянина. Закончил Александровский лицей (тот самый, который окончил и Пушкин). Занимал самые различные государственные должности. С 1896 по 1902 г. — товарищ министра финансов Витте — школа основательная. С 1904 по 1914 г. — министр финансов, основную задачу своего ведомства видел в бездефицитном бюджете. С сентября 1911-го по январь 1914-го — председатель Совета Министров. Крайне правые обвиняли Коковцева в заигрывании с Государственной думой, двор затаил обиду из-за отрицательного отношения к Распутину. Сие и закончилось отставкой в январе 1914 г. При увольнении с этой высшей государственной должности Коковцеву был дарован графский титул.

В 1918 г. эмигрировал во Францию. Занимался банковской деятельностью. В 1933 г. опубликовал воспоминания «Из моего прошлого». Скончался 90 лет в 1943 г.