Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

Выступление Корнилова не было тайною от членов правительства. Вопрос этот обсуждался с Савинковым, Филоненко и через них — с Керенским. Только примитивный военно-революционный суд может скрыть участие этих лиц в предварительных переговорах и соглашении. Савинков уже должен был сознаться печатно в этом. Филоненко будет выведен на чистую воду; он в будущем министерстве претендовал на пост министра иностранных дел, великодушно на другой день соглашаясь на пост министра внутренних дел.

Участие Керенского бесспорно. Почему все эти люди отступили, когда началось движение, почему отказались они от своих слов — я сказать не умею.

Движение дивизий 3-го Конного корпуса к Петрограду совершилось по указанию Керенского, переданному Савинковым. В какой мере было выработано и установлено соглашение (объясняемое ожидаемым выступлением большевиков), пусть укажет Вам следующая короткая телеграмма:

«27 августа. 2 ч. 30 мин. Петроград. Управляющему военным министерством

Корпус сосредоточивается в окрестностях Петрограда к вечеру 28 августа. Прошу объявить Петроград на военном положении 29 августа.

Генерал Корнилов»

Думаю, что мне не нужно объяснять значение этой телеграммы. Члены правительства, принимавшие участие в деле и почему-то отступившие от него в минуту решительную, решили в ночь с 26 на 27 августа, т. е. почти час в час, когда Корнилов писал свою телеграмму за № 6394, сместить его с поста Верховного главнокомандующего. Но остановить тогда уже начатое движение войска было невозможно, что генерал Лукомский и высказал в телеграмме от 27 августа № 6406 Керенскому:

«Приезд Савинкова и Львова, сделавших предложение генералу Корнилову в том же смысле от Вашего имени, заставил генерала Корнилова принять окончательное решение и согласно с Вашим предложением отдать окончательные распоряжения, отменить которые теперь уже поздно…»

Из этого отказа Керенского, Савинкова, Филоненко от выступления, имевшего целью создание правительства нового состава, из факта отстранения Корнилова от должности вытекли все затруднения 27–31 августа. Рушилось дело; участники видимые объявлены авантюристами, изменниками и мятежниками. Участники невидимые или явились вершителями судеб и руководителями следствия, или отстранялись от него, отдав около 30 человек на позор, суд и казнь…

Корнилов не искал власти лично для себя. Цель его была — создание власти твердой, прочной, из людей, могущих надежно вести Россию к спасению. Но ведь это — желание и стремление всего честного и любящего свою Родину…

К следствию привлечены члены Главного комитета Офицерского союза, не принимавшие никакого участия в деле и только после воззвания генерала Корнилова от 27 августа обратившиеся со своим воззванием к офицерам — членам союза. Почему они заключены под стражу? Почему им грозят тоже военно-революционным судом?

Генерал Деникин и прочие, находящиеся во власти Иорданского и фронтового комитета Юго-Западного фронта, виновны: 1) в выражении телеграммою, что они солидарны с идеями генерала Корнилова; 2) в рассылке воззваний генерала Корнилова…»

Во все свое белопарижское житье, до самой последней минуты, помнил Деникин, как его, Маркова и других вели по Бердичеву — их отправляли в Быхов. По улице кучно стояли солдаты и крыли матом, плевками, улюлюкали. У генерала было ощущение, что вот-вот его подденут штыком или всадят пулю. Но отвратительнее всего был позор издевательств…

Павел Николаевич Милюков — магистр русской истории, член Государственной думы третьего и четвертого созывов, автор основополагающих работ по российской истории.

Милюков был знаком с великим Толстым, и все из-за тех же «революционных» дел. Судьба свела их на совещании либеральной московской интеллигенции, председательствовал Павел Николаевич. Участники совещания просили Толстого написать протест против речи молодого царя Николая Второго на встрече с депутациями земств, предполагая ее публикацию за рубежом. Царь назвал «бессмысленными мечтаниями» разговоры об участии земств в делах внутреннего правления.

Это совещание, устроенное Д. И. Шаховским, произвело впечатление на Толстого, и 29 января 1895 г. он записывает в дневнике: «Событие важное, которое, боюсь, для меня не останется без последствий, это дерзкая речь государя. Были на собрании Шаховского. Напрасно были. Все глупо, и очевидно, что организация только парализует силы частных людей…»

Лев Толстой отказался написать протест…

За связь со студенческим движением Павел Николаевич был уволен из Московского университета, выехал за границу и почти 10 лет читал лекции в Софийском и Чикагском университетах. После 1905 г. вернулся в Россию. С 1907 г. — председатель ЦК конституционнодемократической партии (кадетской, или народной свободы).

В. Д. Набоков оценивал Милюкова как «крупнейшую умственную силу и единственногочеловека, который мог бы вести внешнюю политику и которого знала Европа».

В самом первом составе Временного правительства Павел Николаевич — министр иностранных дел.

Лопухин воссоздает примечательную картину в своих воспоминаниях «Люди и политика».

«4 марта (1917 г. — Ю. В.) смотритель зданий министерства иностранных дел, демобилизованный вследствие ранения штабс-капитан гвардейского гренадерского полка Пащенко уведомил меня по телефону, что Павел Николаевич Милюков желает вступить в управление ведомством. Для этого он просит товарищей министра, директоров департаментов и начальников политических отделов собраться в министерстве назавтра к 12 час. Новый министр предусмотрел и форму одежды. Никакой официальности. Явиться в пиджаках. Редко приходится наблюдать такое ликующее настроение, какое переживал в эти дни Павел Николаевич. Осуществилась давнишняя его мечта. Он, облеченный доверием народа, авторитетнейший в глазах народа, каким мнил себя в ту пору Милюков, руководитель внешней политики России. От неисчислимого количества речей, произнесенных в Таврическом дворце непрерывно стекавшимся депутациям, Павел Николаевич охрип. До потери голоса непревзойденного пропойцы или больного горловою чахоткою в последней стадии. Искрящиеся восторгом глаза. Не сходящая с уст радостная улыбка. Сипота заглушает речь. Уловимы лишь отдельные отрывистые возгласы: «Бескровный переворот (речь о Февральской революции. — Ю. В.). Бурный поток стихийного народного подъема входит в спокойное русло. Лишь не стать ему поперек течения. Держаться берегов. Направлять. Не давать вылиться из русла. Перспективы самые радостные!..»

Но я не разделяю оптимизма Милюкова. Я бы еще поверил в его «спокойное русло», если бы новым правительством был провозглашен лозунг окончания войны, выхода из нее России. Ведь главным образом именно этой цели добивался народ…