Алексей Иванов - Тени тевтонов

Длугош уже был готов с проклятиями выгнать гостей из шатра, но в этот миг зачем-то посмотрел в глаза Сигельду. Глаза у злодея были как зимние проруби: тёмные и бездонные. В них таилось убивающее волю всеведение, словно Сигельд знал и прошлое, и будущее. Длугош почувствовал, что с этим человеком не надо спорить. Никогда. Убийца убивает, а Сигельд ещё и сожрёт душу. Хочешь избавиться от него — сделай, что он просит, и он уйдёт сам.

— Хорошо, — с трудом произнёс Длугош. — Я помогу вам.

На бургфриде вновь печально ударил колокол.

Лодка с тихим журчанием скользила по зеркальной плоскости Ногата. На левом берегу в свете восходящего солнца осока сверкала росой, а правый берег укрывала прозрачно-голубая тень огромного и длинного замка. В этой тени над мелководьем таяли последние клочья утреннего тумана.

— Высокий замок — для рыцарей, — негромко пояснял Каетану Длугош. — Средний — для полубратьев и гостей Ордена. Посередине — Дворец магистров для приёмов и торжеств. Нижний замок — для прислуги и работников.

Вперёд выдвигался могучий входной форт-барбакан: сдвоенные круглые башни с черепичными колпаками. Между башнями темнели стрельчатые арки ворот. Совсем недавно к барбакану через Ногат вёл деревянный мост, но его сожгли. Из воды торчали обугленные сваи, на них сидели сонные чайки.

С реки не был виден город, что охватывал замок с трёх сторон подковой. Город тоже был обнесён прочной стеной с башнями и рвом. От замка его отделял земляной вал с кирпичной кладкой, полубашнями-бастеями и вторым входным фортом, имеющим подъёмный мост. Немцы всегда строили так, словно рассчитывали пережить Конец Света. Замок был их Ковчегом.

Четыре гребца дружно взмахивали вёслами. Коронный хорунжий стоял посреди лодки со знаменем перемирия. Сигельд, одетый монахом, перебрался в нос лодки и разглядывал сумрачную твердыню тевтонцев.

— Ордену не хватает воинов, — говорил Длугош Каетану. — Замок и город защищают наёмники — табориты из Богемии, самые злые из гуситов-еретиков. Червонке, их капитану, в аду уже сложен костёр размером с Мальборк. Его разбойники заняли Нижний замок и выгнали оттуда тевтонцев.

Восстание прусских торговых городов начал Гданьск, немцы называли его Данцигом. К Данцигу примкнули Кульм с епископом, Кёнигсберг, Торн и Эльбинг, где сидел ландмейстер Пруссии Ганс фон Байзен. Ландмейстер был советником четырёх Верховных магистров, но пятый магистр — Людвиг фон Эрлихсхаузен — к его словам не прислушался, и тогда фон Байзен возглавил мятеж торговцев против рыцарей. Мятежники бросились к королю Казимиру с просьбой о подданстве. И Казимир охотно принял мятежные города под свою руку, потому что Польша уже полтора века упорно боролась с Орденом за Гданьск и богатое Поморье. Король без колебаний объявил Ордену войну.

Поначалу мятежники брали верх. Они разрушили орденские замки в Данциге и Эльбинге, Торне и Кульме, а фон Байзен осадил Мальборк — гордую столицу Ордена. Король Казимир уверовал в удачу и двинулся на город Хойницы. На выручку городу магистр послал войско. Поляки самонадеянно полагали, что дни Ордена уже сочтены; на королевском стане смеялись, что тевтонцы разбегутся от удара пастушьего бича. Шляхтичи короля и вправду почти смяли рыцарей магистра, и те укрылись в вагенбурге — в крепости из повозок своего обоза. Но в спину полякам внезапно ударил гарнизон Хойниц, вышедший из-за стен. Поляки разлетелись во все стороны, как воробьи от пса. Король пытался остановить бегство, однако в итоге и сам бежал, а его хоругвь досталась немцам. Рыцари же кинулись в погоню. Король стремглав скакал прочь через болота, пока его конь не увяз по брюхо. Брошенного всеми Казимира спас какой-то литовец: он вытащил монарха из трясины, дал новую лошадь и проводил до города Быдгощ. А фон Байзен устрашился поражением короля, поспешно снял осаду с Мальборка и увёл своё ополчение обратно в Гданьск. Словом, такого позора поляки не испытывали уже давно. И теперь победа над Орденом стала для короля Казимира делом чести.

Но война затянулась, рассыпавшись на стычки, измены и штурмы малых замков. Противникам не хватало сил. Орден призвал на подмогу наёмников.

Лучшими из всех были богемские табориты. Разгромленные в битве на Липанском поле, они теперь бродили по Европе, не имея ни родины, ни цели. Их бандами командовали капитаны. Когда-то табориты шли в бой против Пап, королей и магистров за общее равенство и праведную бедность, а ныне их интересовали только деньги. И весь мир знал, что у тевтонцев деньги есть.

Длугоша всё больше угнетала затея, в которую он ввязался. Дьявольский Сигельд напоминал ему дикого зверя: он только кажется приручённым, но в любой миг может разорвать горло. Он лжёт, выдавая себя за мошенника или витальера. А юный Каетан, похоже, служит ему поневоле. Видно, тевтонцы так погрязли в грехе гордыни, что небо не пожелало оскверняться возмездием Ордену и уступило своё право тёмным силам преисподней.

Лодка уткнулась в заросший травой берег. Хорунжий затрубил в рог. Сигельд выпрыгнул первым и протянул канонику руку для опоры.

Ворота в стрельчатых порталах были утыканы железными шипами. Левая створка со скрипом отворилась. В проёме стояли табориты, снаряжённые как разбойники: кольчуги-хауберки, абордажные мечи-дюзаки, круглые прусские щиты без гербов и короткие копья без флажков-фаньонов. Среди таборитов Длугош сразу узнал капитана Ульриха Червонку. Предводитель наёмников был рыжим, кудлатым и бородатым. Он улыбнулся канонику:

— Ну что, привёл ватиканского евнуха? А то мы скучаем по бабам.

— Ты на службе, еретик, — напомнил табориту Длугош. — Этого человека нужно пропустить в Высокий замок. Выполняй приказ магистра.

Сигельд принял смиренный вид и сложил перед грудью ладони. Сунув меч в ножны, Червонка подошёл к Сигельду, ловко охлопал его по бокам, проверяя, нет ли ножа, и подтолкнул к воротам, к своим людям.

— Дойдёт целенький, — пообещал он. — Выйдет ли таким же — не знаю.

Длугош вернулся в лодку. Гребец оттолкнулся веслом от берега.

Когда лодка вынырнула из прохладной тени замка, Каетан будто очнулся.

— Пан Длугош, — негромко заговорил он. — Скажите мне, какие у нас в Польше есть священные мечи? Про Щербец и меч святого Петра я знаю.

Меч святого Петра хранился в соборе Познани. Этим мечом апостол Пётр в Гефсиманском саду отсёк ухо рабу Малху. Папа Римский Иоанн XIII вручил древнее оружие апостола первому познанскому епископу Иордану. А меч, который потом получил имя Щербец, ангел дал князю Болеславу Храброму. Болеслав оставил на клинке зазубрину, щербину, когда ударил по Золотым воротам Киева. Славный Щербец стал коронационным клейнодом польских королей и хранился в сокровищнице Вавельского замка в Кракове.