Алексей Иванов - Тени тевтонов

И Каетан тоже рубил спины и затылки врагов, вкладывая в удары всю силу. Сердце его колотилось у горла. Вот он — перелом судьбы! Такое долгое ожидание — и наконец-то он сечёт крестоносцев прямо в их логове! Кровь ненавистных немцев обжигала лицо. Вместе с хоругвью Каетан напал на врага с тыла, и ему показалось, будто враг уже обратился в бегство, а это победа! Аркады клуатра и красные стены замка колодцем вздымались над поляками, будто хоругвь сражалась на дне огромной ямы — на дне могилы Ордена.

Передние ряды тевтонцев повалились, изрубленные, и замедлили напор нападающих, однако хоругвь всё-таки оттеснила врагов от лестницы, ведущей на верхний ярус. Над круглыми немецкими бацинетами и гребенчатыми шлемами шляхты ветерок потащил разводья дыма от костра. Отпрянув в первом замешательстве, тевтонцы спохватились — мечи у каждого были на поясе; гнев удвоил ожесточение. Немцы упрямо разворачивались лицом к полякам. В давке и сумраке клуатра будто из ниоткуда засветились рыцарские герренмантели с лапчатыми крестами. Непокрытые головы немцев обрастали кольчужными колпаками хауберков, и кое-где вдруг выросли железные пни клёпаных топфгельмов. Вопли ужаса угасли за лязгом и звоном железа.

Прижимаясь к стене, Рето пробивался по галерее в тот её конец, откуда будет ближе спрыгнуть к костру. Навстречу бежали братья, на ходу оправляя кольчуги: они рвались в бой и толкали Рето, едва не сбивая с ног. Никому уже не было дела до ведьмы, а Рето думал только о ней и стискивал священный меч. В проёмах арок он видел разгорающийся костёр, столб и Сигельду.

И вдруг что-то изменилось. Сигельда, метавшаяся в цепях, вытянулась струной, словно ей надоело притворяться погибающей. Каким-то просторным и властным движением она выпростала из-за спины два огромных крыла.

«Ангел!..» — обомлел Рето, и ноги у него ослабели.

Сигельда мощно хлопнула крыльями, прогнав волну дыма во все стороны клуатра. Грубые цепи, которыми Сигельда была примотана к столбу, словно растянулись и провисли. Крылатая дева невесомо выскользнула из них и легко поднялась над ревущим побоищем в воздух.

Рассветное солнце озаряло верхние этажи Высокого замка, а на тёмном дне клуатра часто искрили перекрещивающиеся мечи — там шёл бой: поляки истребляли тевтонцев. Ульрих Червонка пустил своих головорезов следом за Торуньской хоругвью, как и приказала Сигельда. Продвигаясь по грудам окровавленных тел, табориты беспощадно добивали не только мизгирей, но и раненых поляков. Дрались уже везде: и в аркадах, и на лестницах, и в галереях.

Магистр Людвиг фон Эрлихсхаузен сумел собрать возле себя немногих рыцарей, что не потеряли присутствия духа. Они сомкнулись в неровное кольцо, обороняясь со всех сторон. Длинные рыцарские мечи вспарывали воздух, со смертоносного кригсмессера магистра летели капли крови. Поляки и табориты наваливались отовсюду, но не в силах были прорвать линию тевтонцев. А железные морды топфгельмов не могли искажаться от страха.

— Воскресая в славе после смертной муки, кирие элейсон, мы идём к тебе! — из шлема, как из бочки, глухо и гулко запел магистр, и другие глухие голоса подхватили грозный рыцарский хорал.

Никто в клуатре не смотрел наверх — никто, кроме Рето. А над битвой в воздухе носилась крылатая тварь. Она летала по кругу вдоль галерей, хищно вглядываясь в сумрак за арками. Она взмывала в высоту, переворачивалась, камнем падала обратно и потом снова стремительно взмывала, но уже с каким-нибудь бьющимся человеком в руках. Рассмотрев пленника, тварь злобно кидала его вниз и опять ныряла за добычей. Демоница напоминала чайку, что охотится над прудом, выдёргивая из воды живую рыбу. Рето понял, что летучее чудовище кого-то ищет… Понял, что чудовище ищет его!

Рето боялся, но не демоницы. Боялся того мгновения, когда осознание своего греха дойдёт до самых глубин души. Когда он окажется нестерпим себе и ненавистен. Это хуже смерти. Так пускай же чудовище растерзает его!

— Я здесь! — закричал Рето из арки. — Я здесь!

Его отбросило к стене. Оконный проём мгновенно заполнила Сигельда с её жёсткими и растопыренными крыльями. Рето пожирал её глазами. Те же прекрасные черты, нежные и тонкие… Но раньше они дышали жизнью, а сейчас стали просто камнем — мёртвым, как мрамор, и подвижным, как ртуть.

Ну как же он поверил этой нежити?.. Ну как же обманулся?!

При виде Рето в лице Сигельды не мелькнуло ни тени чувства. Сигельда властно и грубо сгребла Рето, как свою вещь, и свирепо потащила по галерее, шурша крыльями по стенам и аркам, будто дерево шумело ветвями на ветру. Хватка у демоницы была, как у пыточных клещей. И вдруг Сигельда бросила Рето куда-то вперёд. Рето упал на четвереньки, не выронив меча, и поднял голову. В трёх шагах перед ним стоял молодой польский рыцарь.

— Вот он! — закричала Сигельда. — Убей его!

Рыцарь молчал. Стоял и смотрел на Рето. Он был бледен. Рето видел его тоскующий взгляд. Рыцарь не хотел служить демонице, но и не служить не мог. В этом мире людям принадлежат желания, а исполняет их дьявол.

Каетан не сводил глаз с поверженного тевтонца. Это не зверь, не рычащее чудовище. Мальчишка. Юный дурачок, наивно полюбивший беспощадного и коварного суккуба, что был поднят из могилы на кладбище Обезглавленных.

— Забери Лигуэт! — взревела Сигельда.

Каетан вздрогнул, будто очнулся, и словно бы тотчас начал растворяться. В облике его отразилось неимоверное облегчение. Взгляд поплыл, и Каетан, как оползающая опара, медленно опустился на колени. А сзади стоял Ульрих Червонка. Каетан тихо ткнулся в пол ничком. В спине у него торчал дюзак.

Червонка тяжело дышал и смотрел на Сигельду по-собачьи, с опасливой и заискивающей ухмылкой: так смотрит преданный, но глупый пёс, который притащил хозяину задушенную соседскую курицу и надеется на похвалу. Его, Червонку, ничуть не смущали крылья Сигельды: девка — ведьма, всё понятно, ведьмы с крыльями. Это не важно. Ведьма тоже баба, и баба огненная!

— Это ему ты обещала замок? — спросил Червонка почему-то шёпотом и указал на лежащего Каетана. — Всё, его больше нет! Теперь ты моя!

Одичалая рожа Червонки, заросшая кудлатой рыжей бородой, была как у нашкодившего мальчишки, уверенного, что его простят.

Ведьма заорала, и галерея сотряслась, и на кровле стронулась черепица.

— Дурак! Рыжий дурак!..

Сигельда кинулась на Червонку поверх Рето и поверх Каетана; крылья её гневно топорщились и тряслись, жёсткие перья царапали кирпичи. Сигельда схватила Червонку — рослого и крепкого — и в ярости подняла над собой, будто лёгкое соломенное чучело, голыми руками смяла, сломала и скомкала его, а затем швырнула в арочное окно, выбив кусок резной каменной решётки.