Юрий Власов - Огненный крест. Гибель адмирала

В беседах с сотрудниками товарищ Чудновский не устает повторять, что борьба родит героев, всякие сомнения следует отбросить; все, что они делают, безусловно нравственно, ибо защищает дело рабочих и крестьян.

«Наша мораль выводится из классовой борьбы пролетариев», — наставляет он. И в подкрепление неизменно цитирует Томаса Мора: «Я вижу всюду заговор богачей, ищущих своей собственной выгоды под именем и предлогом общего блага». Эти мудрые и сверлящепроникновенные слова звучат для товарища Чудновского как наказ. Должность у него такая — оберегать и защищать народ. Народ грозен и в то же время, как дитя, нуждается в защите.

— Не бойся при обыске испачкать костюм или руки, на обыск в белых перчатках не ходят, — натаскивал он сотрудников из новичков (его в свою очередь инструктировал Шурка Косухин — весь опыт по крупицам отдавал). — Осматриваешь, к примеру, диван: пощупал сиденье, валики, спинку — ничего? А ты переверни диван, проверь днище да ножки не забудь — не покрыты ли свежей краской. Стол ни в чем не примечательный и ящики пусты? А не приклеено ли что снизу, под крышкой стола? Опять-таки не долблены ли ножки? Так и шкафы и буфеты бери зорким глазом. И книжные переплеты — пальчиками каждый, чисто девке под кофту лезешь, все-все прощупай. Не забудь и рамы картин, и разные там развлекательно-отвлеченные предметы. Стены простукай на пустотность — пядь за пядью, сами подскажут, где тайник. Не ленись, паркет подыми, отбей плинтуса. И в подвалах действуй с умом, и в прочих постройках — тоже. Не брезгуй собачьей конурой или скворешни-ком. Все это не советы, а приказ — к любому обыску применять, не допускать послаблений. Не забывать строгости к себе…

Прослышан председатель губчека, что Феликс Эдмундович для вразумления и обучения подчиненных сам производит аресты и обыски (вроде бы как показательно-учебные) — лащет это сердце старого революционера, узника царских тюрем. Верные у товарища Семена сведения: так себя проявил председатель ВЧК при аресте Щепкина — наипервейшего винта в «Тактическом центре». Сам шмонал этого фраера — аж пух от него. Редкие способности обнаружил к данному делу, так что без натяжки можно говорить уже и о призвании. Ну как бы родился с одной рукой уже под чужим шкафом…

— У чекиста должны быть горячее сердце, холодный ум и чистые руки, — повторял председатель губчека за Феликсом Эдмундовичем и тут же, дабы не произошло расслабления воли, навешивал слова Владимира Ильича о врагах советской власти: «С этой сволочью надо расправляться так, чтоб на все годы запомнили» (уж эту заповедь «синее воинство» приняло к исполнению и проводило в жизнь аж до самой середины 80-х годов без всяких угрызений совести). И выпытывал:

— Сознаете, товарищи?..

Для подкрепления знаний организовывал выборочные допросы и обыски. Нечего и говорить, не забывал при этом ни на мгновение о централе и Колчаке — ждет того пуля из его, Чудновского, маузера.

«Женевская» уродина страсть как бахвалится этими высказываниями, ибо обе данные замечательные фигуры являлись самыми что ни на есть первыми ее конструкторами, смело можно сказать — отцами, не считая Плеханова, который вскоре малодушно отрекся от нее, но Плеханова заместил Мундыч — тоже, без натяжек можно сказать, первородитель. Уж такого холодного ума подпустил в работу, аж кровь свертывается в жилах. Вообще «женевская» тварь ни на мгновение не ощущала сиротства — самое почитаемое государственное устройство в новейшей русской истории, истинная гордость РСДРП(б) — РКП(б) — ВКП(б) — КПСС и «всего прогрессивного человечества».

— Весь наш успех и вся мощь в опоре на массы, — талдычит товарищ Чудновский.

И требует он привлекать к сыску и добыванию информации всех граждан. «Мы ж за них себя кладем», — объясняет.

Это ж столько дополнительных глаз и рук! И в землю не спрячешься! Миллионорукая народная чека — каждый как на просвет; о каждом все известно, каждый на учете, каждый о каждом печется; все, так сказать, «замочены» в одном почетном деле охраны государственного покоя. Покоя насильников.

И надо признать, преуспел в этом деле наш многонациональный народ. Спи спокойно, Мундыч!

Колчак пытается отвлечь себя мыслями о затоплении германского флота в английской базе Скапа-Флоу. Англичане были взбешены: ускользнула существенная часть военной добычи, и где — у них, англичан, дома! Немецкие моряки открыли кингстоны своих кораблей.

В тихий мирный день вдруг стали тонуть все боевые корабли германского флота, приведенные в качестве военной добычи в Скапа-Флоу.

Это было зрелище!

Целый современный боевой флот уходил под воду!

Колчак пытается представить эту картину, останавливается, рассматривает ее в памяти. Он слышал от Уорда, что Великобритания потребовала за это дополнительное возмещение, и им оказалось все оборудование германских морских доков.

Подобными размышлениями Александр Васильевич пытается не пускать в сознание мысли о расправе. Казнить будут его. Эти мысли все время возникают, сцепляются, распадаются в памяти, составляют ее постоянный фон, который, вдруг ярко вспыхнув, занимает уже весь мозг. И он уже не способен думать ни о чем другом.

Его ведут и убивают — и воображение это помимо воли разыгрывает, представляет во всех подробностях. Он даже слышит ту дикую боль, невероятный гул, звон той боли, гигантский всплеск этой боли в нем, который тут же смыкается с могильным безмолвием — бесконечная непроницаемая мгла, длинный, не имеющий конца черный коридор. Смерть, гибель, небытие, страшная боль, сначала — страшная боль…

В него будут стрелять… он будет стоять, а в него — стрелять, в упор. Господи, Господи!..

Эти картины сменяют одна другую — и от каждой неистово горя-чеет нерв лихорадки. Одно дело — рисковать собой в бою, и совсем другое — быть мишенью.

И он уже не может ни сидеть, ни стоять. Ему мерещится: он весь переливается, кипит в той форме, которая называется телом и которая полна его жизнью.

18 ноября 1918 г. Уфимская директория оказалась лишенной власти. Адмирал Колчак получил диктаторские полномочия.

21 ноября Александр Васильевич лежал с высокой температурой: жестокая ангина. Именно в тот день за многие тысячи верст от Омска разыгрались события, которые имели столь впечатляющую развязку 21 июня 1919 г. Они не могли не запасть в память любого моряка.

Естественно, Александр'Васильевич тоже узнал о них, но значительно позже, зато до всех мелочей. Англичане тут располагали сведениями из первых рук.

Восстание в Киле — на главной базе германского флота — не позволило дать решительное сражение британскому «Гранд-Флиту». 11 ноября 1918 г. в Компьенском лесу заключено перемирие — это означало конец бойни. Затихли напитанные кровью и густо набитые стальными осколками поля Европы. Мир!