Юрий Власов - Огненный крест. Гибель адмирала

В придворных кругах Дурново звали Петрушкой — за малый рост и энергию движений, по молодым летам смахивающую даже на юркость. И задвинули Петрушку на все царствование Александра Третьего (Миротворца). Обидно, однако царя не объедешь.

Уж этот женский пол: мягкие губы, обворожительный голос и нежность рук, груди… Стан гибкий, горячий. Локоны по обнаженным плечам…

Не скоро вспомнили о Петрушке.

С 23 октября 1905-го по 26 апреля 1906-го — министр внутренних дел. Основная заслуга в разгроме первой русской революции за Столыпиным, но и Дурново порадел. Иначе не повела бы за ним охоту Боевая организация партии социалистов-революционеров. Покушения готовят Азеф, Савинков, но, по словам Бориса Викторовича, Дурново «был неуловим». Революционеры выслеживают и стреляют в него, но убитым оказывается… француз Мюллер, весьма похожий на господина министра.

От участи фон Плеве Петрушку уберегла чисто профессиональная опытность. Террористы и плюнули: взялись за организацию убийства фон дер Лауница — петербуржского градоначальника. А чего не убить? Ходит, как все. В упор и пальнули.

В зрелые лета Дурново носил усы книзу, стриженые волосы на пробор. Лицо имел русское, несколько устало-безразличное, даже брюзгливое. Но, как мы знаем, отнюдь не был лишен страстей. И влюблялся, а это уже неплохо его характеризует; стало быть, живой был человек. И букет полевых цветов ударял по сердцу. И мечтал…

11 марта 1912 г. Столыпин добивается увольнения Дурново за несогласие и оппозицию его, Столыпина, реформам. Дурново уже не возвращается на службу. К тому же под старость он почти ослеп. Скончался Петр Николаевич в 1915 г. 70 лет от роду, счастливо избежав революции и красного террора.

О младшем Дурново вспоминает Сергей Дмитриевич Сазонов (приятно убедиться, что мой анализ совпал с мнением современника; книгу Сазонова я прочел после опубликования «Огненного Креста» в издательстве «Новости»).

«Он (П. Н. Дурново. — Ю. В.) был в полном смысле слова блестящим самородком. Обладая научным багажом штурманского офицера и лишенный общей культуры, Дурново проложил себе путь к высшим государственным должностям своим трезвым умом и сильною волею. Достигнув высших степеней, он, тем не менее, не мог никак отделаться от свойственного ему полицейского мировоззрения. Сравнение его с графом Витте напрашивается само собою. В отношении отсутствия воспитания и культуры они оба стояли на одном приблизительно уровне. Что касается твердости воли и практического смысла, я думаю, что Дурново заслуживал пальму первенства. Обоим пришлось иметь дело с революциею. Дурново смело с нею сцепился, и боролся удачно. Витте как человек с двоящимися мыслями (имеется в виду склонность Витте к либеральным преобразованиям. — Ю. В.) сложил перед ней оружие. На счастье России, явился Столыпин и дал ей десять лет передышки (блистательного экономического расцвета. — Ю. В.)…»

И несколько слов о судьбе Тарле [65] Тарле, Евгений Викторович — из рода обрусевших французов. Отлично владел несколькими европейскими языками. До революции имел возможность работать в различных исторических архивах Англии, Франции, Германии. Это насытило его книги оригинальными историческими сведениями. Любя Россию, он сохранил глубокую привязанность к Франции — это чувствуется в его трудах. , даровитейшего историка, извлекшего из небытия данное обращение Дурново к Николаю Второму.

В 1929–1931 гг. Академия наук подверглась разгрому — это был последний старорежимный островок в смиренной большевиками стихии. Под расстрел, в лагеря и ссылку были сдвинуты сотни ученых. Евгению Викторовичу Тарле наряду с известным историком академиком Сергеем Федоровичем Платоновым (1860–1933) была отведена роль одного из организаторов монархического заговора. В итоге Тарле загремел в ссылку, в Алма-Ату. И вот тут в его судьбу вмешивается сам рок в образе Иосифа Виссарионовича. С того времени Тарле «выписывается» в одного из самых уважаемых членов академии.

Платонов был арестован, судим и удален в Самару, где 10 января 1933 г. и скончался.

Партийность в значительной мере возобладает над знаниями, и нашпигуют академию разного рода угодниками, подхалимами, слишком часто далекими от науки.

…После навигации 1902 г. «Заря» была разбита и не имела запасов угля, поэтому экспедиция была снята пароходом «Лена» и через Якутск прибыла в декабре в столицу. Александр Васильевич предложил Академии наук, встревоженной участью Толля (он не вернулся с острова Беннетта к основному составу экспедиции) организовать спасательную партию, а для этого пройти на шлюпках к острову. Его товарищи отнеслись к идее отрицательно: «…такое же безумие, как и шаг барона Толля». Но когда лейтенант Колчак предложил взяться за «безумное» предприятие, Академия наук выделила средства, предоставив полную свободу действий.

Связавшись телеграфно со своим якутским знакомым — политссыльным П. В. Олениным, — Александр Васильевич поручил ему подготовить на побережье собак и все необходимое, пока партия не доберется до низовьев Яны. В спасательную партию вошли боцман «Зари» Н. А. Бегичев и несколько мезенских тюленепромышленни-ков, а также и Оленин…

Александр Васильевич прилег на лежанку (нет сил мотаться) и вспоминает; много ли нужно времени — а жизнь вся перед глазами проходит, только вглядывайся.

«С «Зари» взяли вельбот и в мае 1903-го перешли по льду на Котельный, вельбот тащили с собой. Ждали, покуда вскроется море, добывали пропитание охотой, не трогая провизию. Сладили из плавника полозья к вельботу, чтоб иметь возможность двигаться как по воде, так и по льду. Опробовали — все отлично. 18 июля вышли в плавание. Непогода преследовала: сплошные снегопады, суп из мечущихся в волнениях льдин, ветер. Часто мокрыми ночевали на устойчивых льдинах, вытянув и поставив рядом вельбот. Добрались до острова Новая Сибирь, а оттуда на шлюпке — и к острову Беннетта. К Беннетту пристали 4 августа. Почти тут же обнаружили следы: Толль снялся с острова в начале минувшей зимы. Нашли и взяли с собой его геологическую коллекцию, им составленную карту и еще кое-что — больше шлюпка не могла вместить.

Я дал названия в честь барона: гора Барона, полуостров Баронессы Толль, полуостров Чернышева.

7 августа покинули остров, 27-го вернулись к исходной точке плавания. По дороге останавливались на Ново-Сибирских островах — следов Толля нигде не было, гибель его представлялась несомненной. Мир праху его!

На Котельном оставались до замерзания моря, в октябре вернулись пешком на материк, в Усть-Янск…»

Работе Александра Васильевича над материалами помешала война с Японией. Известие о ней Колчак получил на другой день по прибытии в Якутск.