Антуанетта Мэй - Жена Пилата, или Тайна прокуратора

— Нет, он вовсе не устал! — крикнула я почти на ухо Сеяну. — Он просто делал вид, что выбился из сил.

Я тоже вскочила и заорала от возбуждения. Пилат, Сеян, Али ката, все окружавшие нас зрители и, как казалось, весь мир скандировали:

— Голтан! Голтан!

В этот момент он поскользнулся на внутренностях одного из убитых гладиаторов и упал навзничь. Я завизжала, когда Шабу рванулся вперед и замахнулся мечом, чтобы закончить поединок. Голтан перекатился в сторону, и меч прошел на волосок от его лица. В тот же миг он вскочил. Его икры, перетянутые кожаными ремнями, напряглись.

Потом он сделал прыжок и, держа рукоятку меча обеими руками, чуть ли не наполовину разрубил Шабу. Зрители взревели в знак одобрения и восторга. Эфиоп рухнул на землю, фонтаном брызнула темно-красная кровь. Шабу дернулся, по его телу прошла дрожь, пятками он пропахал в песке глубокие борозды и затих.

— Клянусь Юпитером! Он снова победил! — воскликнул Пилат. Он повернулся ко мне и улыбнулся: — Ты опять это предвидела, Клавдия?

Я покачала головой, не сводя глаз с победителя. С широкой улыбкой на лице Голтан снял шлем и поклонился сначала императору, а потом зрителям. И еще он посмотрел на меня. Или мне показалось?

На приеме, устроенном в тот вечер, Пилат нарочито не общался с женщинами. Он удалился с Сеяном в кабинет, отделенный занавесом от общего зала. Я неотрывно следила за Голтаном. Он разговаривал с двумя офицерами императорской армии и рассмеялся какой-то шутке.

Апиката перехватила мой взгляд:

— Странно, не правда ли?

— Как вы думаете, о чем они могут говорить? — не выдержала я.

— Не иначе как о женщинах. Толкуют, что Голтан преуспел и на этом поприще. Красавец про него не скажешь, однако...

— Я другого мнения.

— Клавдия! Кто красавец — так это Пилат. Ваш гладиатор, вероятно, был привлекательным в юные годы, когда вы сделали прославившее вас предсказание. Ему тогда едва исполнилось двадцать, а сейчас... Посмотрите на его нос. Он сломан. А этот шрам. Представьте себе его тело.

Я с радостью представила бы себе его тело.

— Все в шрамах, конечно. Но какая у него жизнь! Подумать только, что он испытал! Одно это не оставляет меня равнодушной.

— Неужели? — Апиката с любопытством посмотрела на меня. — Вот уж не думала.

Голтан пересек широкий мраморный зал, не обратив внимания на нескольких своих почитателей, желавших пообщаться с ним. Он подошел к нам, приветливо улыбаясь и глядя мне в глаза. Потом повернулся к Апикате и сказал:

— Никто в мире не сравнится с вами в том, какие приемы вы устраиваете.

— Спасибо за комплимент, — проговорила она. — Не иначе вы многое повидали на свете.

— Но нигде я не встречал таких женщин, как ваша гостья, во всяком случае, уже многие года.

Апиката засмеялась и отвернулась от меня:

— Мой совет: держите ухо востро с Клавдией. Она у нас немного колдунья.

— Тогда скажите, что меня ждет, колдунья. — Он протянул руку ладонью вверх. — У нас в Дакии женщины гадают по руке. А вы можете? — Он держал себя раскованно, когда смотрел на меня из-под густых лохматых бровей напряженным взглядом.

— Мои способности слишком преувеличивают. — Я слегка наклонила голову, глядя ему в глаза. — Но иногда мои сны сбываются.

— О, как бы мне хотелось явиться вам во сне!

«Торопись жить».

— Может быть, так оно и случится, если того пожелает Исида.

Я взяла его большую, грубую руку, но чувствовала только ее тепло. Мои пальцы дрожали. Он не мог не ощутить этого. За его спиной я увидела, что Пилат вышел из кабинета за занавеской. Он окинул взглядом зал и увидел меня. Я отпустила руку Голтана.

— Жаль, но я не могу ничего сказать вам, ничего такого, что бы не знал весь Рим.

— А как насчет будущего? — продолжал настаивать он. — Вы видите там женщину с темными волосами, которые переливаются, как полированное красное дерево, когда на него падает свет? Женщину с серыми глазами, как дымчатые топазы из Индии. Вы ее не видите?

— Да. — Я снова наклонила голову. — Я вижу такую женщину, только остерегайтесь ее.

В последующие после приема у Сеяна дни Голтан появлялся всюду: в театре, на скачках, на приемах. Я постоянно ловила на себе его взгляд — смелый, оценивающий, беззастенчивый, казавшийся мне не более как чувственным, в некотором роде угрожающим и лишенным намека на романтику или даже уважение. В нем я не находила ничего такого, что могло привлечь меня. А может быть, именно этого я и хотела?

Как и Пилат, Голтан абсолютно уверовал, что занимает свое место в мире, тем не менее он демонстрировал, хотя и не явно, позицию человека, способного выжить любым способом. Я наблюдала за Голтаном на одном из вечеров, когда он с безразличным видом слушал сенатора, стоявшего у его кушетки и что-то оживленно говорившего ему, и он напомнил мне дремлющего льва, готового в любой момент вскочить и броситься за добычей.

Потом в течение трех дней я его ни разу не видела. Повинуясь внезапному порыву, я приказала носильщикам моего паланкина быть готовыми, чтобы доставить меня на Марсово поле.

— Зачем? — спросила Рахиль. — Вы никогда там не бывали.

— А разве обязательно нужна причина? Апиката говорит, очень интересно посмотреть на юношей-рабов, которые упражняются во владении мечом.

— Я слышала, что их тренируют лучшие гладиаторы в стране, — сказала Рахиль, накидывая мне на плечи темно-серую палу.

Резким движением я сбросила ее:

— Только не это старье. Дай мне ту новую. — Я показала на кусок мягкой тончайшей шерстяной ткани ярко-сиреневого цвета.

Нас с Рахилью доставили в паланкине на большое поле. Я вышла и, махнув ей рукой, чтобы она возвращалась домой без меня, направилась к конюшне. Еще девочкой я нередко обгоняла Калигулу, мнившего себя искусным наездником. В Антиохии я часто выезжала на лошади, но в Риме то одно, то другое не позволяло мне совершать такие прогулки. Сейчас меня охватило трепетное волнение, когда я отчетливо вспомнила, как скакала во весь опор, ощущая себя на вершине мира. Что мне нужно сию минуту, так это длительная прогулка на горячей лошади, чтобы прогнать овладевшее мной беспокойство.

На обширной площадке рабы отрабатывали приемы защиты и нападения под руководством инструкторов и солдат. В тренировках принимали участие молодые люди различных национальностей: темнокожие нубийцы, выходцы из северных земель с голубыми глазами и белоснежной кожей, уроженцы Дальнего Востока с блестящими, черными как смоль волосами, заплетенными в одну тугую косу, болтавшуюся на затылке при резких движениях. Я подошла к небольшой группе зевак, обступивших юношу, отличавшегося от сверстников умением владеть мечом.